Журнал «Юность» №04/2020 - стр. 9
Все мысли произошли из слов, а следовательно, из имен. За неделю до смерти Аркадий Петрович позвал зятя в гараж под предлогом установки новых брызговиков, поставил перед ним бутылку, от которой Антон обыкновенно отказывался, и завел речь о несправедливости истории. А откуда произошли имена? Тучные слова исходили из его неровного рта, подносье покрыла испарина, очки блестели, как блюдца катаракты на глазах древнего кота. Он говорил о несправедливости истории, но на деле за ней скрывались несправедливость жены и неблагодарность дочери. Будь Антону свойственна наблюдательность, он бы разглядел в этой гаражной пошлости попытку тестя проститься с мнимо близким ему человеком, но никто из них не понимал происходившего.
Вот и сегодня день не задался с самого начала: на крышке заливной горловины бака Антон обнаружил едва явственный скол, кто-то пытался слить бензин. Его затошнило, захотелось закурить, первой мыслью было пойти к жене и… это стало же его последней мыслью. Через несколько часов, беспрестанно думая о сколе, он вел машину по трассе. В череде самоуверенных обгонов, когда он стал опережать на повороте нечто большегрузное, на встречной полосе появился внедорожник, если бы тот со скрежетом не затормозил, наддав вправо, то всю семью на том берегу Стикса принял бы синеязыкий тесть. Фура и внедорожник, ставший на обочине, принялись неистово сигналить ему вслед.
– О чем ты думал, ведь ты мог нас убить! – кричала Арина, вцепившись ему в плечо, пятилетний Милослав заголосил, – он звал его Славой, стыдясь в глубине души своего неучастия в выборе имени сына. Имени, слова и мысли. Антон сбавил скорость до общепотоковой, пристроился за «Нивой», которую вел старик в белом кепи, и принялся доказывать жене, что больше никогда в жизни не пойдет на обгон на участке дороги с небольшим обзором, а сам, внутри проблесковой души, подмечал, что он так устал, так измаялся… И становилось страшно, и перед глазами снова вставал сине-радостный тесть.
Тучные слова исходили из его неровного рта, подносье покрыла испарина, очки блестели, как блюдца катаракты на глазах древнего кота. Он говорил о несправедливости истории, но на деле за ней скрывались несправедливость жены и неблагодарность дочери.
От леса веяло спокойствием, машина шла по песчаной дороге, прорубленной сквозь реликтовый бор. Стекла были опущены, левая рука Антона локтем покоилась на дверце, правая – судорожно переключала передачи: вторая-третья-вторая. Под конец ему надоело играть по правилам внезапно являющегося соснового корня или сука, и он перешел на вторую скорость, отключив ближний свет и заглушив бойкое радио. Арина запротестовала, ее муж попробовал было что-то объяснить, но осекся и только отстраненно посмотрел на своего сына, который заголосил, чтобы отец остановил автомобиль и выпустил его с мамой к ближней сосне…