Журнал «Юность» №01/2021 - стр. 16
Ты был не похож на продавца добрых слов. Ты мог бы продавать оружие, ну или хотя бы управлять продуктовым ларьком в спальном районе, и один твой вид отпугивал бы от этой ниши остальных. Но ты продавал картонки с выдолбленными на них мишками и розочками, вычурными и неискренними словами, а еще игрушками и шариками. Мои надежды казаться взрослой и серьезной тогда разбились о розовый плюшевый уголок чьего-то счастья. Ведь дарить подарки и подписывать пусть и пошлые, но всегда своевременные открытки – счастье?
Ты удивленно обернулся, но быстро привык к моему появлению. Ты что тут делаешь? Я к тебе пришла! Краснея и пятясь назад, подальше от своего спонтанного решения, я мямлила что-то про последний звонок, на который «я же тебя звала», про пиво с одноклассниками. Бывшими. Бывшими, слава богу! Мне больше не придется быть частью этой странной разношерстной команды – какого-то просто месива из характеров, лиц, голосов и поступков. Мне не нужно будет терпеть, списывать, записочки эти писать, представляешь! Представляешь! А ты слушал и улыбался. Потом встал, и последним моим звонком стал наш с тобой первый поцелуй. Обжигающий, щетинистый, гулкий от моих неловких ударов зубами, слишком неловких, поцелуй.
А теперь мне снится, что тебя застрелили. Я видела во сне твое искаженное, но мутное, словно под инстаграмовскими фильтрами, лицо. Неузнаваемое, размытое, уродливое. Жалкое настолько, что я осела, икнула и разревелась. И проснулась в слезах, готовая бежать из дома, из города, из страны, туда, где мы когда-то целовались. К двери, к которой ты меня прижимал и за которой я явственно ощущала неприязненные переглядывания твоих миловидных продавщиц и стеклянные безразличные глаза плюшевых животных.
Как животные! В моей голове мелькало: куда ты лезешь, боже, что я делаю, нет, не здесь же, подожди, остановись, или нет. Или нет. Нет – ты услышал мое «нет» и остановился. Усадил на кожаный диван – почему в директорских кабинетах всегда стоит кожаный, местами потертый диван? Усадил и распахнул дверь, чтобы лишить своих «девочек» возможности навертеть языками чего попало. Кабинет сразу наполнился шумом: хлопками, звоном колокольчика над дверью, писком кассового аппарата. Тогда еще не было миниатюрных терминалов и пластиковых карт. Были шуршащие купюры, собравшие на себе миллионы различных отпечатков пальцев, да монеты, весело бренчащие в своем личном кассовом отсеке.
Невероятно, даже у монет была отдельная комната, а у меня нет!
Я делила квадратные метры с младшим братом и собакой, которая почему-то всегда ночевала с нами. Мама с папой спали в зале – в комнате, которую испокон советских веков было принято так называть. Там у нас стоял чехословацкий гарнитур и телевизор – «Супра» или как-то так. Я вдруг подумала, что мне срочно надо туда, к телевизору, к маме в длинном цветастом платье на молнии, к отцу, беспрестанно поправляющему очки, и брату. Обычному младшему брату без особых примет.