Журнал «Логос» №2/2025 - стр. 4
Объясниться с отцом девушки Сострату не удается. Когда он в другой раз появляется возле дома Кнемона, его останавливает молодой крестьянин – Горгий. Он – единоутробный брат девушки, в которую влюблен Сострат. Дело обстояло так: Кнемон некогда взял в жены овдовевшую мать Горгия; та не выдержала тяжелого нрава вздорного брюзги и вернулась в свой дом, где теперь мать, сын и слуга живут в честных трудах и бедности. Горгий, понятно, не испытывает добрых чувств к Кнемону, но считает своим долгом уберечь сестру от неприятностей и позора: он почти убежден, что богатый юнец появляется здесь, чтобы совратить ее. Горгий заговаривает с Состратом решительно, но все же в рамках приличий. Сострат объясняет, что хочет жениться. Это меняет дело. Горгий еще не вовсе оттаял, но враждебности больше нет. Хорошо зная Кнемона, Горгий дает Сострату совет: с городским белоручкой, объясняет он, Кнемон даже не будет разговаривать; переоденься, возьми мотыгу и поработай-ка с нами в поле – тогда старик тебе, может быть, даст хотя бы рот открыть. Влюбленный Сострат, не колеблясь, так и делает – чтобы появиться затем на сцене с охами и ахами от непривычной тяжелой работы.
Между тем Кнемон лезет в колодец выручить кувшин и мотыгу, которые туда уронила старенькая служанка (сначала она, конечно, выронила из рук кувшин, а потом уже при помощи мотыги пыталась его достать). Выбираясь из колодца, Кнемон сам туда сваливается. Мы, конечно, догадываемся, что Сострат вытащит Кнемона из колодца и тот, растроганный, согласится выдать за него свою дочь. Так это представлено и в дошедшем до нас древнем изложении содержания пьесы. На деле действие строится иначе. Спасением старика бескорыстно и с напряжением всех сил занимается Горгий. Сострат ему лишь слегка ассистирует; пока тот трудится, Сострат может хотя бы пару минут провести рядом с девушкой, которую он полюбил с первого взгляда.
В душе Кнемона происходит перелом:
Кнемон передает в руки Горгия управление всеми своими делами – так что в противоположность стереотипам жанра сварливого старика не приходится ни уламывать, ни обманывать. Теперь, когда Кнемон переменился, перестал проявлять себя человеконенавистником, ему дано сказать кое-что в оправдание своего нрава и образа жизни: