Журнал «Логос» №2/2025 - стр. 19
Итак, серьезная тема и как бы серьезный ответ. Но не без странностей – восхваляемые ученые и художники предстают в двусмысленном свете: один состарился на горной вершине, наблюдая за звездами; другой умер от голода, будучи не в силах оторваться от работы над отделкой статуи; третий был столь увлечен своим творчеством, что не оставил наследников. Хотели бы мы оказаться на месте этих славных людей?
Воспламенившись, новый приятель Энколпия начинает стихами излагать то, что изображено на картине, представляющей взятие Трои. Какие-то люди, прогуливающиеся по галерее, принимаются швырять в поэта камнями, и нашим героям приходится спасаться бегством.
Все это вовсе не означает, что Петронию чужды приведенные мысли об упадке искусств и наук. Просто у него все что угодно становится предметом профанации – литературная классика, патриотические предания и даже учение Эпикура, которому он выказывает приверженность. Он более всего ценит красноречие и поэзию, но поэтов и людей, умеющих хорошо говорить, сплошь и рядом ставит в комическое положение.
А теперь взглянем на эту профанацию с другой стороны. Петроний не является циником, нигилистом или же релятивистом. Его эстетические предпочтения последовательны и не легковесны. В глубине души он – классицист, чуждый легкомыслия. Ему нравятся авторы, которые говорят и пишут всерьез, в чьей дикции присутствует сдержанная, но тем более притягательная и действенная страсть – такие, как Фукидид и Гиперид (2). Но наш автор тонко чувствует и здраво мыслит. Он живет не в литературном мире, а в окружающем. Какой смысл обсуждать политику, если нет независимой политики? К чему ведет обсуждение высших проявлений морали, если мы живем в фактическом бесправии, под дамокловым мечом императора и преторианцев? Пожалуй, ничто не мешает задержаться на таком туманном вопросе, как природа вызывающих восхищение произведений литературы или искусства, но есть ощущение, что и его обсуждение ни к чему не приведет[26]. А вот обстоятельно изобразить нуворишей имеет смысл: сравнить их образ жизни с нашим, убедиться, что нам, образованным людям со вкусом, совершенно нет причин им завидовать. Автору, явно не понаслышке знакомому с ораторскими школами, интересно порассуждать о принятой в них системе преподавания и о модной манере красноречия. Впрочем, руководитель одной из таких школ объясняет Энколпию, что вынужден приноравливаться к вкусам и требованиям учеников, а характер спроса с их стороны обусловлен представлениями и чаяниями их родителей (3–4); что с этим можно поделать – остается непонятным.