Журавли - стр. 6

Сколько всего великолепного снизошло с высот поднебесного рая к нему и в него, но токмо сам рай почему-то оказался на пороге узаконенного ада. И ад, и рай слились (смешались) жарким соприкосновением и любви и жадности.

Сама любовь и жадность непременно поизольют из себя горячие и бурные потоки всем чувственным достаткам. Даже если и пожелаешь не входить в оные самим собой, то доля судьбы заставит соприкоснуться с каждым наименованием поочерёдно, дабы укоренить вечное начало, из коего и родилось дыхание вечного.

К вечному бытию мы призваны сотворческим размером, то есть, Бог есть Сотворитель нашей жажды и наших желаний, вечным мы замерены и вечным же соизволением мы уходим от малого. Малое – это смерть, хотя, по существу своему, смерть не малость, а многость. Смерть стирает любые границы разума, потому что она весьма отвратительна, и на её подступах думать тяжело, порою и вовсе невозможно.

Но всё пока было весьма прекрасно у этого дитяти родившегося и возрастающего на днях и ночах, и в каждом миге он находил свою особенность непростой жизни. Чувства пробуждались на любом водовороте событий.

Бог подарил ему божественную чуткость и божественное понимание, он принимал жизнь текущую великолепием и благородством, хотя насытиться, а тем более, пресытиться таковым всплеском ему и не довелось, видимо, и отмерено не было.

Как жаль…

Печали да горести преследовали постоянно… Пока (на возрастном периоде лет) сии печали не отягощали ни плоть, ни душу, ведь молодое и сильное сердце всегда устремлялось на вершину многих познаний, а многие познания порождают и многие скорби.6

Не унывал, не имел злобного осадка, но завсегда добр и жалостлив ко всем и ко всему. Всюду находил удивление и восторг. Мрачные водовороты чувств не преизобиловали в нём, они были сокрыты и не имели возможность пробудиться.

Лишь нечто страшное (невообразимое) могло отдалить этот божественный восторг, и возвести новые границы чувственному началию. И это страшное ожидало его на пороге войны, коя собирала к себе особенных (мужественных) человек.

Звёздные алмазы при ночном дыхании свежего, шального ветра постоянно омывали его благою тайной. Тайна была многолика, не имела преград или некую меру. Так хотелось прижаться на неё своим добрым началом.

Нырял в эти алмазы и плыл, плыл многие мили вперёд или вглубь. И глубина непомерно увлекала, сеяла торжество многого непознанного великолепия. А в великолепии завсегда желалось пребывать. Не выходить бы из него никогда. Так и ворваться бы в могущество бездонного океана, и там утонуть, не возвращаясь…