Жук - стр. 36

Пол Лессингем все больше становился самим собой. В его теперь уже уверенно звучавшем голосе можно было уловить нечто похожее на угрозу – хотя в самих словах, которые он произносил, ничего такого вроде бы не было.

– Вам что-то известно про часть моей жизни, о которой я решил забыть, – это ясно. Вас прислал человек, который, вероятно, знает еще больше. Отправляйтесь обратно к нему и скажите, что для меня то, что забыто, – забыто. Так что, если кто-то попытается заставить меня об этом вспомнить, из этого ничего не выйдет. То время было миражом, иллюзией, вызванной чем-то вроде болезни. Мои тело и рассудок находились в таком состоянии, что разыграть и обмануть меня мог любой пройдоха. И именно это со мной и происходило. Теперь я очень хорошо это понимаю. Я вовсе не хочу сказать, что являюсь экспертом в том, что касается методов, которыми пользуются мошенники, и в том числе ваш хозяин, – но все они не так уж эффективны и зачастую очевидны. Так что отправляйтесь обратно к вашему приятелю и объясните ему, что его прежние фокусы со мной больше не пройдут – и новые тоже. Вы меня слышите, сэр?

Я по-прежнему молчал и не двигался, что, во-видимому, сильно злило Лессингема.

– Вы что – глухой и немой? Нет, вы не немой, я это чувствую. Послушайтесь моего совета, не заставляйте меня прибегать к мерам, в результате которых вы испытаете серьезный дискомфорт. Вы меня слышите, сэр?

Поскольку Лессингем и на этот раз не получил от меня никаких свидетельств того, что я его слышу и понимаю, его раздражение возросло еще больше.

– Что ж, пусть будет так. Хотите молчать – молчите. Вам же от этого будет хуже, не мне. Если вы решили строить из себя сумасшедшего – надо признать, вы делаете это весьма искусно, – можете продолжать в том же духе. Но когда я говорю самые простые, понятные вещи, вы меня понимаете, я в этом не сомневаюсь. Итак, к делу, сэр. Отдайте мне револьвер и письма, которые вы выкрали из моего стола.

Говорил Лессингем так, словно пытался уговорить и убедить в чем-то не только меня, но – в равной степени – и себя тоже. В последней его фразе можно было уловить оттенок грубоватой развязности и бахвальства. Я, однако, по-прежнему никак не реагировал на его слова.

– Вы собираетесь сделать то, что я говорю, или же вы до такой степени не в своем уме, что намерены отказаться выполнять мои требования? В последнем случае я позову на помощь, и все это быстро закончится. Только не воображайте, что я поверю, будто вы не понимаете, в какое положение попали. Я на это не куплюсь. Итак, спрашиваю еще раз: вы собираетесь отдать мне револьвер и письма?