Жребий викинга - стр. 47
– Я знаю, – по-детски неокрепшим, да к тому же слегка осевшим от волнения голосом произнес Гаральд, гордо, по-королевски вскинув при этом голову, – что этот обряд называется «Жребием викинга». Но если жребий божий пал на Бьярна, пусть тогда он падет и на меня.
Гуннар несколько мгновений напряженно всматривался в глаза Гаральда. При этом всем показалось, что вождь дружины просто-напросто растерялся.
– Он – мальчишка, – подсказал ему жрец. Повелевать сейчас Торлейф не мог, вправе был только подсказывать, – а в жертву можно приносить только опытного воина.
Однако в такой подсказке Гуннар не нуждался. «Мальчишка!» Словно здесь есть кто-то, кто этого не знает или не видит?!
– Мой дед, – неуверенно как-то сказал он, – который ходил в странствия с Эриком Рыжим, еще в дни его молодости, говорил мне, что бывали случаи, когда кто-либо из родственников или друзей обреченного предлагал свою голову вместо головы «избранника жребия».
– Да, такие случаи были, – мгновенно парировал жрец.
– И какое решение принимал в таких случаях жрец?
– Отдать себя в жертву вместо «избранника жребия» нельзя. А вот стать вторым «гонцом к Одину» – это считалось допустимым.
– Если только после этого сердобольный Спаситель по-прежнему видел какой-то смысл в подобной гибели?
– Ты правильно рассуждаешь, конунг Гуннар Воитель. Но даже вторым «гонцом» отправлять этого мальчишку мы не можем.
– Поскольку он еще не воин, – понимающе кивнул конунг.
– Ты слышал, юный рыцарь Гаральд? – обратился жрец к принцу. – Ты пока еще не воин и слишком юн. Так что в Валгалле сидеть тебе пока что рановато.
– А ведь ему еще рановато пировать в Валгалле, кхир-гар-га! – не упустил своей возможности Льот Ржущий Конь.
– Но дело даже не в этом. Никто не помнит случая, – вновь повысил голос жрец Торлейф, – чтобы когда-либо «избранник жребия» отказался от священной миссии «гонца к Одину»! Потому что никому не позволяла сделать это гордость викинга. Разве ты, Гертрада, не понимаешь, что весь род такого труса был бы после этого осмеян?!
Гертрада промолчал, тут уж ему возразить было нечего. Гуннар вопросительно взглянул на Бьярна, в то время как сам «избранник жребия» с трудом переваривал в своем сознании самое беспощадное из всех откровений, которые он успел познать в своей не столь уж и долгой жизни викинга: «Оказывается, есть, есть то, чем жрецы способны наказывать воина, – обвинением в трусости! А значит, позором! Его и всего рода!».
Уже осознав это, «гонец к Одину» еще переминался с ноги на ногу, а затем тяжело, словно сбрасывал со своих плеч принесенное к дому бревно, прокряхтел. Да, всего лишь прокряхтел, поскольку слов произнесено не было. Конечно, в жизни воина бывает немало моментов, когда ничего другого, кроме молчания или такого вот тягостного кряхтения от него и не требуется. Но сейчас был совершенно иной случай, сейчас нужны были хоть какие-то слова.