Жребий праведных грешниц (сборник) - стр. 125
– Наверное, – мягко заметил Еремей, – у каждого мужчины было свое безе в жизни.
Первый бунт Василия Кузьмича случился на третий день его пребывания в доме Медведевых. Одежду доктора постирали, вычистили и во многих местах подштопали. В привычных брюках и сюртуке он чувствовал себя уверенно, а хозяйка Анфиса с неслыханной дерзостью отказывала ему в рюмочке самогона.
– Дремучие люди! Десятый век! Украли, привезли меня сюда – и что?! – Василий Кузьмич расхаживал туда-обратно вдоль длинного стола в горнице.
За столом с противоположной стороны, у стены, сидели окаменевшие от страха Марфа и Прасковья, зачарованная, не знавшая, смеяться или пугаться, и потому грызущая ногти Нюраня и Анфиса Ивановна, сложившая руки на груди, с известной улыбочкой. Мужики отсутствовали, на работах были.
– Я человек науки! – разорялся Василий Кузьмич. – Я вам не деревенская повитуха, которая заговорами-приговорами голову невеждам морочит. Мне нужны инструменты и препараты! Где мой врачебный саквояж? Ваши дуболомы не потрудились захватить мой саквояж, мои книги и справочники. Приехали, скрутили, привезли! А дальше что, я вас спрашиваю?
– Будут саквояж и книги, – с готовностью ответила Анфиса. – Сейчас в город пошлю, привезут.
Врачебный саквояж Василия Кузьмича давно был пуст и погрызен мышами.
– Привезут они! Как у вас все быстро получается, матушка! Бумагу мне, чернила и ручку! Где мои очки? Хорошо, хоть очки догадались прихватить.
Получив искомое, Василий Кузьмич сел писать письмо молодому коллеге. Бормотал:
– Любезный Михаил Петрович, в силу чрезвычайных обстоятельств… возобновил практику… не откажите по мере возможностей…
Он произносил вслух названия инструментов и препаратов, и, когда закончил, Марфа и Прасковья тряслись от ужаса. Пока доктор объяснял Анфисе Ивановне, кому передать письмо, невестки выскользнули на улицу.
Через некоторое время свекровь нашла их у риги – сидели рядышком, обхватив руками животы, и плакали навзрыд.
– Вы чего это?
– Так он… – тряслась Марфа, – резать нас будет… а потом иголками за-за-зашивать…
– И шипцами, – хлюпала Прасковья, – шипцами деток вытягивать ста-а-анет…
– Тьфу ты, дуры чертовы, прости господи! Мозги вам давно отрезаны, чужих не пришьешь. А шипцами я вам сама головы поотвинчиваю, если заслужите. Умолкните, окаянные!
Но Марфа и Прасковья продолжали безутешно рыдать. Пришлось Анфисе сменить тактику:
– Да нешто я дам своих невесток по живому резать или поиначе калечить? Вы ж меня знаете.
– Правда? – вскинулась Марфа.
– Матушка? – с надеждой воскликнула Прасковья.