Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1 - стр. 7

Вышата свистнул сквозь зубы, конь под воеводой запрядал ушами, настороженно покосился. Откуда-то сбоку долетел конский топот – Вышатины сыновья, Ян и Путята, скакали где-то по лесу, гоняя придорожное зверьё (хотя какое там зверьё в лесу у дороги?).

– Звал, отче? – Путята подскакал первым, стряхнул с руки замшевую рукавицу, сдёрнул с головы шапку с синим суконным верхом.

– Звал, – проворчал Вышата, меряя сына взглядом. Хорош молодец вырос, на новогородских-то харчах. Сыновья Вышаты женаты ещё не были, придирчиво выбирая себе невест из новогородской или киевской господы, а отец не торопил. «Вот и дотянул – кто теперь за изгоев-то пойдёт? – снедовольничал кто-то у воеводы в душе. – Женятся на каких-нибудь купчихах».

– Скачи в город, – велел воевода. – В княжий терем тебя пустить должны…

– Пусть попробуют не пустить! – задиристо бросил Путята.

– Но-но! – окоротил его отец. – Не во вражий городе едешь, к господину новому! Скажешь, князю, что подъезжаем мы. Внял?

– Внял, отче, – Путята чуть поклонился и взял с места вскачь.

И с чего далось, что сыновьям теперь только на купчихах жениться? – с лёгкой насмешкой над самим собой думал Вышата, любуя молодецкой посадкой сына. Да за такого-то орла… Да и отцово место в княж-Ростиславлей думе навряд ли будет ниже, чем было в среде новогородской господы. И здесь, на Волыни, и на иных престолах. В том, что эти иные престолы будут, хотя и вроде как и не должно их быть у князя-изгоя, Вышата Остромирич не сомневался.

Затем и ехал.

Ростислав Владимирич, волынский князь, довольно потеребил длинный ус, слушая молодого воя. Князь изо всех сил старался выглядеть невозмутимым, хотя в душе прямо-таки петухи пели.

Сила!

Вот она, сила!

Сразу двое из новогородской господы, вернейшие отцовы люди, бояре Вышата и Порей, братья Остромиричи! Сила. А сила ему сейчас нужна больше всего. Всё есть – храбрость, войская сметка… всё. Силы войской мало.

А Вышата – стратилат! С отцом покойным на Царьград ходил вкупе, три года у греков в полоне просидел, а уцелел и обратно воротился. Ростислав Владимирич до сих пор толком не знал, какая нелёгкая толкнула деда с отцом в ту несчастливую войну с греками, где отец потерпел столь жестокое поражение.

Когда буря разметала русские корабли, шеститысячная русская рать оказалась на берегу без возможности уйти морем, окружённая ромейскими полками.

– Помни, сын! – говорил Владимир Ярославич, горько кривя губы. – Ни один! Никто из гридней не отважился! Альбо уж сказать, не снизошёл…

Смерть на море, в прямом бою с полутора десятками греческих дромонов, казалась гридням почётнее неведомой судьбы в войне на суше. И тогда Вышата, гневно засопев, перелез через борт лодьи, бросив напоследок через плечо: «Волей твоей, княже, если жив буду, то и с ними, а если погибну, то с дружиной!».