Жизнь – вечная - стр. 25

Наконец, Крылов приноровился держать в руке пастельные мелки. В его творчестве начался последний «жемчужный» период, который навеяла вермееровская «Девушка с жемчужной сережкой». Кроме натюрмортов, Ивану Андреевичу другие жанры были недоступны. Из подручного фарфора, фаянса, глиняных кувшинов, фруктов, овощей, бутылок он, сидя в инвалидной коляске, долго выстраивал на столе композиции и потом своей нетвердой рукой пытался запечатлеть игру света и цвета. Все это выходило в матово-эмалевой жемчужной гамме с яркими пятнами желтых и синих тонов – как у Вермеера… Мне не нравились холодные тона новых крыловских небольших натюрмортов: в молодости хочется ярких красок. Докторам, которые «вытянули с того света», Крылов подарил первые работы. Они отказывались верить, что это были постинсультные картины художника. Два-три старинных приятеля, приходившие к Крылову, говорили, что его живопись становится более созерцательной и изысканной. В этом смысле – это вершина.

Приятели были местными диссидентами: старые, как мне тогда казалось, мужчины, прекрасно образованные, которые жили тихо и замкнуто. Один из них, Феликс, работал интеллигентным водопроводчиком – ни дать, ни взять прообраз слесаря Гоши из еще не снятого фильма «Москва слезам не верит». В свой маленький кружок умные мужчины возраста Крылова – «за пятьдесят» приняли меня «как украшение». Вполне возможно. Но скорее всего им нравилось, что я слушала их разговоры, что называется, разинув уши, впитывала словно губка «неизвестное гуманитарное» парадоксов философии, истории, искусства. До болезни Крылова они не часто собирались вместе. Теперь положение обязывало – нельзя было оставлять художника одного. Лера очень радовалась приходу нашей компании, которой без боязни поручала заботу о муже, сама бегала по городу, зарабатывая на хлеб насущный. В шутку называя крыловские собеседования «моими университетами», в глубине души я сознавала: мне повезло… В свои двадцать два я еще пребывала, по определению И. А. Бунина, в том расцвете молодости, «когда кажется, что это время есть лишь начало чего-то бесконечного, что будет еще множество времен, событий, встреч, и все замечательных. Тогда кажется, что запас твоих душевных сил неисчерпаем. И только немногие не обманываются в таких чувствах, надеждах»… Таинственный мудрый Руководитель заранее сделал мне прививку против возможных будущих разочарований. Для того и устроил встречи нашего маленького философского кружка, продолжавшиеся в течение двух лет. Задушевные беседы взрослых серьезных мужчин сформировали во мне вменяемую – в отличие от советской – систему нравственных ценностей и убеждений, которых не смогли дать семья и школа. Их стержнем было христианское мироощущение. Эти принципы помогли выстоять в бурях житейского моря и в главном не изменились.