Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - стр. 23

Все шло хорошо, однако финансовые обстоятельства Сергея Львовича были вовсе не таковы, чтобы он мог беспечно проводить время. «Управитель осаждает меня письмами из Нижнего, – жаловался он Льву Сергеевичу, – этот господин мне поет, что распрощусь с имением, если не внесу уплату в самом скором времени в Опекунский совет». «Отец мой в весьма стесненных обстоятельствах, – подтверждает дочь, – ему затеряли, как говорит управитель, 4000 оброка, которые он ожидал». К тому времени владелец Болдина был должен казне 175 000! Но и долговые проценты платить было нечем. В другом, более позднем (1835 г.) письме Ольги Сергеевны к мужу еще более мрачная оценка материальных дел отца: «Вообрази, ‹…› имение Болдино описывали пять раз. ‹…› Можешь себе представить, в каком состоянии находится отец со своими черными мыслями, да к тому же и денег нет. Он хуже женщины; вместо того, чтобы прийти в движение, действовать, он довольствуется тем, что плачет. Не знаю, право, что делать – я отдала все, что могла, но это все равно, что ничего – из-за общих порядков дома. ‹…› Мой отец только и делает, что плачет, вздыхает и жалуется встречному и поперечному. Когда у него просят денег на дрова и сахар, он ударяет себя по лбу и восклицает: «Что вы ко мне приступаете? Я несчастный человек!» В 1831 г. из Болдина прислали всего 3600 рублей. И на них надо было как-то крутиться. На зиму 1831–1832 гг. был снят довольно дорогой дом у Синего моста. Хозяйственное «недеяние» Сергея Львовича в самом деле не знало границ.

До июля 1832 г. родители прожили вместе с дочерью в Петербурге – писем за этот период нет. Между тем Пушкиных ждало новое испытание – дочь их решилась отправиться вслед за мужем в Варшаву. Разлука предстояла долгая. «Отец обливает меня слезами, – писала она. – Мать твердит, что не может привыкнуть к моему решению жить с тобой… Сцен было много». Погостив недолго в Михайловском, в начале октября Ольга Сергеевна уехала. «Никогда не были мы так одиноки», – писала Надежда Осиповна 17 октября. Единственное, что их утешало: Лев Сергеевич также нес службу в Польше и оказался, как они надеялись, «под присмотром» старшей сестры. «Я очень и очень счастлив, что ты доехала благополучно, – писал отец, – квартира же твоя, судя по плану, который ты нам послала, так удобна, что я никогда не пожелал бы иметь более обширную. Странно было бы, если бы по воле случая ты жила в той, которую я занимал 18 лет назад. ‹…› Я вижу вас отсюда, мои дорогие дети, и как бы участвую в вашем разговоре и нахожусь втроем с тобой и Леоном. Правда, я точно присутствовал при вашей встрече, так живо я себе ее представляю. Подробности, какие нам даешь о волокитствах Леона, заставили меня улыбнуться». Теперь они адресовали письма обоим детям вместе.