Жизнь прекрасна, братец мой - стр. 24
Голоса снаружи умолкли. Ахмед встал, посмотрел наружу: никого нет, даже белье исчезло. Заткнул щели в двери газетной бумагой. Лег навзничь на койку. Тьма кромешная. Смерть – это даже не тьма. Не головная боль, не страхи, не судороги, не вой с текущей слюной и не выстрел Измаила. От этого нечто, которое даже не является кромешной тьмой, тоскливо. Смерть – это даже и не тоска, черт побери.
Вернулся Измаил.
– Они раскинули палатку слева, на склоне, – сказал он, – наверное, к утру уйдут. Зия был без ума от цыган. «Если б я не зарекся жениться, взял бы в жены цыганку», – говорил он.
Поели они в хижине. Дверь открывать не стали. Измаил сказал:
– Вот бы придумали пилюли какие-нибудь от этого бешенства, чтобы не нужны были уколы. Придумают. Увидишь, когда-нибудь придумают.
– Мне придется проглотить пилюлю еще до того, как придумают, – сказал Ахмед. И не улыбнулся. Ему вдруг стало стыдно за то, что у вырвавшихся у него слов был двойной смысл.
– Не болтай глупости, – сказал Измаил и посмотрел в сторону двери, наверное на черточки.
– Четырнадцатая черточка, – сказал Ахмед.
Где-то около полуночи Ахмеду померещилось, что в дверь стучат. Вскочив, он привстал на койке.
Показалось.
Ахмед потер лоб. Он смотрит на дверь хижины. Застукали нас, что ли? Он прислушался; только шум водокачки: шух-шух да шух-шух.
…Я открыл дверь. 1921 год. Уже четыре дня и три ночи мы в Инеболу.[21] Слышу ропот волн Черного моря. Два человека в галифе и папахах стоят перед дверью нашего номера, и со спины их освещает керосиновая лампа, горящая дальше в коридоре.
Сулейман и Тевфик привстали на кроватях.
– Одевайтесь, господа.
– Что происходит? – спрашивает Тевфик.
– Собирайте ваши чемоданы.
– И мне прикажете тоже? – спрашивает Сулейман.
– Вы тоже.
Темная комната едва освещается ночником.
Тевфик поинтересовался:
– А вы кто такие будете?
– Мы из Айн-Пе.
Айн-Пе: военная полиция.
Один полицейский обратился ко мне:
– А вы не беспокойтесь, бей-эфенди. Можете ложиться.
Другой зажег керосиновую лампу.
– Не шумите.
Это он говорит не мне, а Тевфику и Сулейману.
У Сулеймана тряслись руки, когда он собирал чемодан.
– Завтра не выходите из номера, пока мы не приедем и вас не вызовем, – предупредили меня полицейские.
– Хорошо, но…
– Этих господ мы отправляем в Стамбул. На пароходе, через час. Доброй ночи.
Все вышли. Я вдруг подумал, что даже не попрощался с Тевфиком и Сулейманом, и мне стало не по себе.
…Четыре дня назад мой дед пошел на утренний намаз в мечеть на юскюдарской пристани; Сулейман, Тевфик и я сбежали из Стамбула в Инеболу.
Было два пути, чтобы добраться из оккупированного войсками Антанты Стамбула в ту часть Анатолии, которая контролировалась национально-освободительными войсками: либо сушей через Пендик,