Жизнь ни во что - стр. 32
В Хохловке, куда наконец добрался Чебутыкин, было несколько человек жандармов, и потому Феофан Никифорович почувствовал себя в безопасности и остановился у старосты. Был праздничный день, по улицам с гармошкой ходили подвыпившие парни, визжали девчата. В общем, было шумно и весело, чересчур даже весело, так что, пожалуй, получалось нехорошо. Например, кто-то, от полноты чувств, запустил в старостино окошко камнем, который попал прямо в голову расположившемуся было отдохнуть Феофану Никифоровичу, чем поверг его в сильнейшее и вполне законное негодование. Он высунулся тогда из окошка, желая уличить виновного в таком неблаговидном поступке, но виновного отыскать было трудно, а просто кто-то из толпы показал Феофану Никифоровичу фигу, чем дело и кончилось.
– Не знаю, что с парнями на селе делается? – почесывая голову, проговорил вошедший в избу староста. – Бесятся, охальничают… а тут еще чужаки какие-то, из соседней деревни что ли понаехали, баламутят наших. Пойтить, позвать жандармов что ли.
– А сколько их? – поинтересовался Чебутыкин.
– Да человек семь, либо меньше будет.
Староста ушел. В одном конце села завязалась драка – еле разняли. В квартиру лавочника влетел здоровенный булыжник, завернутый в какую-то бумагу, лавочник развернул бумагу, а на ней было такое написано: «Смерть паразитам и эксплуататорам».
Смысл этой фразы лавочник так и не понял, но почувствовав в ней что-то недоброе, понес ее к жандармскому унтеру, который и объяснил ему обстоятельно, что тут – «такое, такое завернуто», а в общем, «ах они, – сукины дети». Жандарм не стал вдаваться в более подробные разъяснения и начал пристегивать шашку.
– Ой, что-то неладное, – проговорил лавочник, встречаясь с Чебутыкиным, который никак не мог сидеть дома, потому что возле дома… черт его знает, что такое парни с девками устраивать под окошками начали. Конечно, ничего особенного: тискаются, целуются, но все-таки женатому человеку смотреть как-то неудобно.
– А что? – спросил он.
– Да так… Смотри-ка, смотри-ка, – шепотом заговорил вдруг лавочник, – рожи какие-то незнакомые.
Чебутыкин обернулся и обомлел. В толпе стоял человек, который еще недавно сидел верхом на телеграфном столбе и перерезывал провода.
Вдруг откуда-то вынырнули два жандарма с озабоченными встревоженными лицами, и не успел человек опомниться, как его схватили уже за локти и куда-то повели.
Парни шарахнулись в стороны и рассеялись. А Феофан Никифорович, почувствовав себя вдруг в странном и неприятном одиночестве, решил, что, пожалуй, лучше поскорей пройти к своей знакомой – продавщице казенной винной лавки.