Жизнь Магомета - стр. 34
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Строгое наказание Гамзой Абу Джаля еще более усилило ненависть последнего к пророку. У него был племянник по имени Омар ибн ал-Хаттаб – двадцатишестилетний гигант, необычайной силы и неустрашимой отваги. Его дикий вид смущал даже самых смелых, а его посох внушал зрителям больше ужаса, чем меч иного человека. Так повествует арабский историк Абу Абдаллах-Мохаммед ибн Омаль-Алвакеди, и последующие подвиги этого воина доказывают, что слова эти едва ли преувеличены.
По наущению дяди Абу Джаля этот свирепый араб взялся проникнуть в убежище Магомета, который все еще жил в доме Оркама, и заколоть его кинжалом. Курайшиты обвиняются в том, что обещали ему за это кровавое дело сто верблюдов и тысячу унций золота, но это неправдоподобно: разгоряченный местью племянник Абу Джаля не нуждался в подкупе. Направляясь к дому Оркама, он встретил одного курайшита, которому сообщил о своем намерении. Этот последний был тайным приверженцем ислама и попытался отклонить его от исполнения этого кровавого намерения. «Прежде, чем убить Магомета и навлечь на себя месть его родственников, – сказал он, – ты посмотри, свободна ли от ереси твоя собственная родня!» – «Разве и среди моих есть вероотступники?» – спросил удивленно Омар. – «Да, есть, – был ответ. – Это твоя сестра Амина и ее муж».
Омар быстро направился к жилищу сестры и, внезапно войдя к ним, застал ее вместе с мужем за чтением Корана. Тот пытался было спрятать книгу, но его смущение убедило Омара в правдивости обвинения и увеличило его ярость. В порыве исступления он повалил мужа сестры на пол, придавил ногою его грудь и собирался пронзить его мечом, но тут вмешалась его сестра. Нанесенный ей удар залил ее лицо кровью. «Недруг Аллаха, – проговорила, рыдая, Амина, – неужели ты нанес мне этот удар за мою веру в единого истинного Бога? Вопреки тебе и твоей ярости я сохраню эту истинную веру. Да, – прибавила она с горячей набожностью, – нет Бога, кроме Бога, и Магомет Его пророк. Теперь, Омар, довершай свое дело!» Омар остановился, раскаялся в своей жестокости.
«Покажи мне писание», – сказал он. Амина, однако, не позволила ему дотронуться до священного свитка, пока он не омыл рук. Говорят, что он прочел из Корана двадцатую главу, начинающуюся таким образом: