Жизнь Ленро Авельца - стр. 43

Логика в его решении присутствовала, и я его принял. Тем более что в тот же день, когда Уэллс сообщил, что уходит в ОКО, он предложил мне стать своим помощником. Меня это более чем устроило – хотя мой прежний руководитель Керро Торре и получил в награду за мою работу должность заместителя генсека и вроде собирался взять меня с собой, воодушевления от работы с ним я не испытывал.

С Уэллсом же мы быстро нашли общий язык. На него я хотел работать. Дело не только в карьере – я действительно проникся к нему.

Пожалуй, он единственный человек, кого я хотел видеть своим наставником и у которого хотел учиться. Не каким-то премудростям политики, а жизни – как он жил и ради чего. Мы с ним часто и откровенно спорили, но я его уважал.

Сегодня я понимаю – таким, как Уэллс, я бы хотел видеть своего отца. Те вещи, которые я обсуждал с ним, я хотел обсудить с отцом (но не успел, ибо мой деспот эвакуировался в мир иной).

Но похожим на него я быть не хотел.

В Древнем Риме я был бы Цицероном, а в Древних Афинах – Алкивиадом, но не Цезарем и не Периклом. Ему нужен был такой, как я, – шулер, знаток тайников, который проникнет в замок ночью и откроет ворота. А ещё – верный человек, друг, ученик и сын.

Мои слова могут насмешить, но вы бы не смеялись, если бы знали, какой печалью они окрашены. Сколько мёртвых тел у подножия постамента, который я воздвигаю последнему Дон Кихоту, генералу Уэллсу.

Он был мне дорог, я любил его, и уважал, и восхищался им, и погубил его.

Сожалею я об этом? Ничуть.

Но вспоминая, как ранним февральским утром мы встретились в аэропорту Либерти и полетели в европейский штаб ОКО в Цюрихе, как обсуждали за обедом будущее, как он рассказывал мне военные байки про Мали, а я ему – про проклятие Девятой симфонии; как строили Комитет и отправлялись на край света, и страшные дни в Афганистане, Мьянме и Конго… Я чувствую горечь оттого, что отправил на тот свет последнего великана, последнего, кто искренне хотел изменить мир к лучшему.

Жаль, что бескомпромиссная этика привела его к пропасти и столкнула вниз. С другой стороны, такие люди не могут окончить жизнь в музее, превратиться в экспонаты на обозрение туристов.

Его порода вымерла. Гиганты ушли и больше не затопчут нас случайно; мы вздыхаем: «Какое счастье!..» – и радуемся, любуясь на их прощальные следы. Мир обнищал. Гиганты не вернутся.

Здание, где мы расположились, находилось в десяти минутах езды от Цюриха. Через прозрачные стены открывался прекрасный вид на горы и озеро, которые по вечерам окутывал нисходящий туман. Старинные улицы города манили витринами кафе, колокольным звоном, запахами кофе и свежего хлеба, неторопливыми трамваями.