Жизнь идиота - стр. 16
В ресторан нас пускали как своих. Туда – пообедать да и пропустить рюмку-другую – часто забегали жизнерадостные кагэбисты из Большого дома, благо до Литейного было рукой подать. Подвыпившие советские писатели их поддевали, приставая со всякой антисоветчиной – так, по-дружески. Те только отмахивались. И пили с диссидентами чуть ли не на брудершафт. В ресторане Дома писателя нельзя было не пить. Это там, наверху, во всяческих группировках и объединениях все друг друга ненавидели, а как спускались – начиналось неформальное общение.
После «общений» кто-то оставался спать под столом, кто-то ночевал в незнакомых парадных. Счастливчиков увозили с собой бдительные жены и любовницы.
С такой жизнью я долго не мог расстаться. Славные времена! Кутузов, заранее пропустив рюмашку-другую, широким жестом приглашал новоявленных литераторов в комнату. Все хотели сочинять. Все хотели печататься. С одной стороны от нашего неподкупного руководителя восседал диссидентствующий дворник, с другой – замдиректора крутого завода, коммунист со стажем и все такое прочее. Толклись рабочие, студенты, профессора. Трезвенники и отъявленные алкаши. Были свои сумасшедшие. Один графоман-любитель писал «на вес». Та к и объявлял, когда появлялся: «Поздравьте. Есть на гора еще один килограмм…»
Как-то моего дружка Вальку Цирюльникова, курсанта училища им. Комаровского (будущего военного строителя), после очередной литературной вечеринки загреб патруль. За откровенно веселый вид ему светили губа и прочие неприятности. Но недаром Цирюльников просиживал штаны на наших сходках: Кутузов тотчас засучил рукава. Достаточно было звонка важной военной шишке – заместителю коменданта города (тоже, как оказалось, любителю стихов и прозы), – и Вальку выпустили без всяких последствий.
А ведь еще были у нас и собственные таможенники, и врачи-реаниматоры, и комсомольские активисты, и партийцы – настоящий тайный орден, пронизывающий всю социальную лестницу вплоть до ЦК.
Свидетельствую: существовало удивительное и чрезвычайно разношерстное братство.
И все на почве любви к самому эфемерному из занятий – литературе.
Как говорится, гусар гусару…
Повторюсь: изящная словесность не обходилась без собственных оригиналов. Здесь писатели-любители и писатели-профессионалы рокерам и всяческим хиппи могли вперед сто очков дать.
По двум ресторанным залам Дома писателя часто бродил мрачный Владимир Рекшан, который тогда еще пил – и здорово, надо заметить.
Долгое время патриарх питерского рок-н-ролла тоже разрывался между музыкой и прозой.