Жизнь и судьба - стр. 64
– И что за человек? – спросил Сагайдак.
Гетманов снисходительно ответил:
– Да вот такой, выдвиженец военного времени, до войны ничем особым он не отличался.
– В номенклатуре не был? – сказал, улыбаясь, брат хозяйки.
– Ну, номенклатура, – Гетманов помахал рукой. – Но человек полезный, танкист, говорят, хороший. Начальником штаба корпуса – генерал Неудобнов. Я с ним на восемнадцатом съезде партии познакомился. Мужик толковый.
Мащук сказал:
– Неудобнов, Илларион Иннокентьевич? Еще бы. Я у него работать начинал, потом судьба развела. Перед войной я с ним у Лаврентия Павловича в приемной встретился.
– Ну, развела, – улыбаясь, сказал Сагайдак. – Ты подходи диалектически, ищи тождество и единство, а не противоположность.
Мащук сказал:
– По-чудачному все во время войны, – полковник какой-то в комкоры, а Неудобнов к нему в подчинение идет!
– Военного опыта нет. Приходится считаться, – сказал Гетманов.
А Мащук все удивлялся:
– Шутка, Неудобнов, да от одного его слова что зависело! Член партии с дореволюционным стажем, огромный опыт военной и государственной работы! Одно время думали, что он членом коллегии будет.
Остальные гости поддержали его.
Их сочувствие Гетманову сейчас было удобно выразить в соболезнованиях Неудобнову.
– Да, напутала война, скорей бы кончалась, – сказал брат хозяйки.
Гетманов поднял руку с растопыренными пальцами в сторону Сагайдака и сказал:
– Вы знали Крымова, московский, делал в Киеве доклад о международном положении на лекторской группе ЦК?
– Перед войной приезжал? Загибщика этого? В Коминтерне когда-то работал?
– Точно, он. Вот этот мой комкор собрался жениться на его бывшей жене.
Новость почему-то всех насмешила, хотя никто не знал бывшей жены Крымова, ни комкора, который собирался на ней жениться.
Мащук сказал:
– Да, шуряк недаром первую закалку получил у нас в органах. И уж про женитьбу знает.
– Хватка есть, скажем прямо, – проговорил Николай Терентьевич.
– А как же… Верховное главнокомандование ротозеев не жалует.
– Да, уж наш Гетманов не ротозей, – проговорил Сагайдак.
Мащук сказал серьезно и буднично, словно перенесся в свой служебный кабинет:
– Крымова этого, еще когда он приезжал в Киев, помню, неясный. Понатыкано у него связей и с правыми, и с троцкистами с самых давних времен. А разобраться-то, верно…
Он говорил просто и откровенно, казалось, так же просто, как мог говорить о своей работе директор трикотажной фабрики или преподаватель техникума. Но все понимали, что простота и свобода, с которой он говорил, были лишь кажущиеся, – он, как никто, знал, о чем можно, а о чем нельзя говорить. А Гетманов, сам любивший ошеломить собеседника смелостью, простотой и искренностью, хорошо знал о сокровенной глубине, молчавшей под поверхностью живого, непосредственного разговора.