Жизнь и смерть Канцлера Эльте - стр. 1
Пролог
Канцлер Эльте умер. Он умирал долго и мучительно, его тело медленно сжигала пустынная лихорадка. Он никого к себе не подпускал, а когда Канцлер впал в беспамятство, и придворный врач Короля Эоганна наконец-то смог его осмотреть, было уже слишком поздно. Жизнь догорала в теле этого высохшего измученного человека. Он не понимал, кто он, не узнавал людей, за час до своей смерти он впал в неистовство агонии, потом успокоился, что было воспринято как временное улучшение, и так уж сложилось, что последние мгновенья своей жизни Канцлер провел рядом с безымянным слугой, который принес кувшин воды. Потом этот слуга рассказал, что перед смертью Канцлер был в здравом уме. Он просил похоронить его на берегу Северного моря, он просил передать Императору Лазарусу, что виноват перед ним, но он старался искупить свою вину. Он сказал, что Император поймет, он просил, чтобы Император не забыл о том, что он, Канцлер, несмотря ни на что служил ему до последнего вздоха. Перед самой своей смертью Канцлер Эльте вдруг переменился в лице, его глаза лихорадочно заблестели, и он прошептал свои последние слова:
– Я проклят.
И Канцлер Эльте умер. Написали Императору Лазарусу. Король Эоганн сходил с ума от мысли, что Лазарус решит, будто Эльте отравлен. Восток и Запад утопали в кровавой войне, и прошло несколько недель прежде, чем ответ Лазаруса дошел до Красного Кармина, столицы Юга. Лазарус приказал доставить тело Канцлера в Горд, столицу Запада, для торжественной церемонии. Так, через несколько дней после этого Канцлер в железном гробу отправился в свое последнее путешествие, через полтора месяца тело доставили в Горд. Лазарус вернулся с восточных рубежей специально для того, чтобы участвовать в панихиде. Церемония с присущим Императору размахом длилась почти двое суток. Присутствовали все представители знатных семей, многие в траурных одеждах в память о сыновьях и братьях, потерянных в войне с Востоком. Лазарус обязал каждого произнести речь, многие видели в этом тонкую издевку Императора над своим двором, который всегда считал Канцлера Эльте безродным выскочкой. В тот день они вынуждены были подходить к стоящему посреди огромного зала гробу Канцлера и превозносить многочисленные достоинства покойного. А то, что осталось от Канцлера Эльте, лежало в закрытом гробу, и Канцлеру в его аду – а то, что он попал в ад, сомнений не вызывало – было все равно, какие королевские почести ему оказывает его господин. Закончилась двухдневная панихида, и тело Канцлера отправилось на Север для погребения. Процессия прибыла в северную деревушку Штайн, чтобы провести скромные похороны на новом кладбище. Без помпы, без роскоши, и только имя на надгробном камне – «Эльте Штайн». Кто-то счел это малодушием Императора, но сам Лазарус считал, что именно так хотел бы его Канцлер. Перед закатом выкопали глубокую могилу, на рассвете опустили в нее железный гроб. Император не присутствовал, двор не присутствовал. Так закончилась история Эльте, Канцлера Запада, герцога Валлардии, Наместника Северных побережий и Хранителя Имперской печати. Император Запада Лазарус III, Король Юга Эоганн и Лорд Востока Мадог за всю свою жизнь, пожалуй, сошлись бы только в одном – Канцлер Эльте был выдающимся человеком.
Когда первые комья земли упали на крышку железного гроба, в Горде Император Лазарус пьяно покачал головой и протянул:
– Жаль…
На Юге в Красном Кармине старый Король Эоганн нервно ерзал в кресле и смотрел на огонь, который приказал развести, несмотря на жару.
– Странная история, – бубнил он, – очень странная…
А на Востоке в великолепном дворце Палладиум Лорд Мадог выслушал доклад своего Атторнея о смерти Канцлера.
– Что? – переспросил Лорд Мадог.
– Канцлер Эльте умер, Милорд.
Лорд Мадог поднял свои темные глаза на Атторнея и усмехнулся.
– Чушь собачья. Только не Эльте. Эльте не может умереть просто так.
До того, как Канцлер Эльте умер
С чего все началось? А с чего все всегда начинается? Конечно же, все начинается с драмы. Сначала никто не замечает, что это драма, события идут своим чередом, да и драма не объявляет о себе ударом гонга. Она подкрадывается незаметно, почти неслышно, на мягких, словно бы кошачьих лапах. Первые признаки драмы невозможно распознать. Так было и в тот раз.