Жизнь и смерть генерала Корнилова - стр. 75
Окружающие, услыхав о третьей причине, которую я, кстати сказать, рассказал шутки ради, – хохотали.
Время не терпит
Начало августа 1917 года.
Как-то на одной из прогулок в саду дежурный офицер гвардейский полковник князь Гагарин доложил Верховному, что его желает видеть брат.
– Брат? – удивленно открыв глаза, спросил Верховный. Вы что-то не так поняли! Расспросите его как следует, – приказал Верховный князю.
Тот, быстро возвратившись, доложил, что расспросил как следует, «и все-таки оказывается, что он ваш брат, Ваше Высокопревосходительство».
Верховный, выслушав, произнес удивленно:
– Не может быть… Ничего не понимаю. Давайте-ка его сюда! – приказал он князю, уходя в гостиную.
– Лавр, брат, что ты не узнаешь меня? – потянулся было к нему пожилой казак одного из сибирских полков.
– Подожди! Пойдем… Поговорим с тобой! – сказал Верховный, уводя казака в кабинет.
Минут через пять оба брата вышли из кабинета. Верховный был желтый, как лимон, а у казака были влажные глаза – очевидно, он расплакался при виде брата. Представив всем присутствующим своего брата, Верховный сел за стол. За обедом брат сидел между Верховным и Таисией Владимировной и, не смущаясь присутствием столь многих высоких чинов, запросто ел хлеб Верховного, который тот брал для себя. Рассказывал о своем хозяйстве в Сибири и о том, как он, узнав в полку, что его брат Лавр назначен Верховным главнокомандующим, решил после долгих лет разлуки поехать погостить на недельку к нему.
Верховный, довольный присутствием брата, слушал его, посмеиваясь, и так же запросто расспрашивал о хозяйстве, доме в Сибири.
– Что же, в твоем полку много нежелающих воевать? – спросил он вдруг брата.
– Куда таперича война? – отвечал тот, громко хлебая суп из тарелки и, не обращая внимание на лежавшую перед ним салфетку, вытирал рыжие усы своей большой жилистой рукой.
Верховный, глядя в окно, глубоко вздыхал. Через два дня Верховный, отправляя своего брата на фронт, говорил ему:
– Поезжай, брат, на фронт. Время не терпит. Теперь каждый человек нам дорог.
Шли дни за днями. В ставке кипела работа. Беспрерывно слышался стук телеграфных аппаратов и пишущих машинок, гул от разговоров приходивших и уходивших из Ставки лиц. Каждую секунду видны были фигуры, мелькающие из одного отделения в другое, офицеров генерального штаба в аксельбантах, с бумагами в руках, звеневших шпорами. Все лица сосредоточены и серьезны. Я часто встречал на лестнице, ведущей к Верховному, генерала Лукомского, завоевавшего нашу любовь своим простым и симпатичным отношением ко мне и к туркменам. Туркмены называли его Кзыл Юзли – Краснощекий бояр.