Жизнь Антона Чехова - стр. 72
Поначалу же все обещало благополучие. Дядя Митрофан и тетя Людмила окружили молодых дружеской заботой. Анна была принята таганрогскими дамами, и Людмила доверила ей сокровенные семейные тайны. Александр поддразнивал Антона: «Тетушка даже сообщила моей половине кое-что об общем благе, доставляемом ей дядею. Естественно, эти подробности знаю и я, но от вас утаю, ибо они на деле высказывают полную противоположность тем медленным движениям, которые проделываешь ты, Антоша, сложив известным образом пальцы».
Беременность Анны становилась заметнее. Будущие родители уклонялись от ответов на вопросы о крещении ребенка, и это смущало и настораживало Митрофана и Людмилу. В октябре Александр, проживавший в то время на Конторской улице – той самой, на которой жил мальчиком, взывал к Ване: «Пиши мне, дабы не дать заглохнуть существующей между нами связи. Анна беременна и зовет тебя на крестины <…> Чадо же свое отдам учиться непременно к тебе в школу с правами драть не более пяти раз в сутки»[67]. Чтобы выманить в Таганрог Колю, Александр прибегал к самым убедительным из известных ему доводов: «Там – Николка, слушай! – была Любовь Александровна <…> Камбурова. Она влюблена в тебя еще до сих пор. Ради Бога приезжай и совокупись с нею, ибо она ищет и ищет того, что по латыни называется inter pedes… figura longa и obscura. Молю тебя, приезжай»[68].
К Антону, как к начинающему гинекологу, Александр обратился за консультацией: беременность Анны не давала выхода его сексуальной энергии. Антон, приложив к письму денежное подношение, отвечал: «Медицина, возбраняя соитие, не возбраняет массажа». Сочувствие брата было довольно поверхностным – днем всего больше его занимала медицина, а ночью (к великой ярости Павла Егоровича, жалевшего керосин) – литература. Антон просил Александра и Анну присылать ему материал для рассказов – описание спиритического сеанса в Туле, детские стишки таганрогских гимназистов, фотографии.
Павел Егорович, которого ужасала беременность Анны, совсем отвернулся от сына. На первых порах Александр пытался воздействовать на него упреками: «Милый папа! <…> Меня печалит только то обстоятельство, что Вы не прислали Ане поклона, зная хорошо, что если я не обвенчан с нею, то не по моей вине». В канун нового, 1883 года он пытается оказать на родителя моральное давление:
«Глубоко поразили меня и оскорбили слова Ваши. „Ты не оправдал себя перед ними ни любовью, ни доверием“. Я удивляюсь, неужели же в Вашем родительском сердце нашлось так мало теплоты, что Вы не задумываясь бросили в меня незаслуженным комком грязи!! Что Вы хотели достичь этим упреком – я не знаю, но что Вы безжалостно отравили мне остатки праздников – это не подлежит никакому сомнению. Весь декабрь месяц я хворал и на праздниках стал поправляться. Упрек Ваш расстроил, оскорбил, обидел меня и встревожил <…> Сегодня я утвержден в Петербурге Начальником Привозного стола и Переводчиком Таможни. Страдания мои окончились. <…> Как жаль, что Ваш упрек пришел как раз в тот момент, когда я в первый раз вздохнул свободно».