Живые, или Беспокойники города Питера - стр. 11
Сказать по чести, в куче воспоминаний, пылящихся в моей памяти, подобного стыда отыщется не много. Я был виноват перед Жорой не потому, что привел на тот «тройник» Попова, а потому, что только что у гардероба той же рукой, которой брал номерок и которой сейчас жал ладонь Ордановского, не засветил Попову в ухо. Теперь было поздно и поздно навсегда – когда мысль опережает действие, действие становится неестественным, а стало быть, лишним. Все – я не прошел испытание, фарш невозможно провернуть назад. Окончательно невыносимой эту ситуацию делала моя твердая уверенность в том, что, поменяйся мы с простосердечным Жорой местами, на костяшках его руки были бы ссадины.
В тот день я испытал всю глубину стыда и приговорил себя к высшей мере раскаяния. И вот результат – мне уже не вспомнить его, Попова, имени…
Потом мы еще несколько раз играли на сейшенах с «Россиянами», Атаев извел на Ордановского не одну катушку волшебной черно-белой пленки, а Панкер в Репино сломал нос приятелю Алика Азарова. Потом было много всякого… Когда из «Россиян» ушел Мержевский, Жора пригласил на бас меня – мне было чрезвычайно лестно, однако тогда я как раз увлекся акустикой и от приглашения отказался. Допускаю, что дело было даже не в увлечении акустикой, а в режущем чувстве вины, которое с годами выцвело, но полностью так и не стерлось до сих пор.
Летом 1983 года, отыграв на фестивале в Выборге, «Россияне» замолчали. Они готовили бомбу – совершенно новую программу: Жора написал уйму песен, надо было их аранжировать и отрепетировать, чем на своей базовой площадке «Россияне» втихую и занимались. На февраль 1984-го был запланирован концерт, где Ордановский обещал представить свежий репертуар… Однако мастеру земных и прочих дел угодно было, чтобы эта премьера не состоялась.
12 января 1984-го у Жоры случилась последняя фотосессия. Фотограф Наташа Васильева встретила его в гостях у, как она выразилась, «небезызвестного в определенных кругах Леши С.», которому один студент накануне подарил привезенную из Средней Азии змею. Эту змею – впоследствии выяснилось, что это была гюрза, – посадили Ордановскому на шею, и Наташа снимала Жору, пока змея ползала по его голове и лицу. Выглядело это очень странно, и сам Жора был странный. Вот как вспоминает тот день Наташа:
Фотографировать его – удовольствие, выражение его лица меняется от шутовского оскала до утонченной одухотворенности с мгновенной легкостью, причем ни тени фальши или притворства нет ни в том, ни в другом.
Однако в этот вечер он был явно сам не свой. Во-первых, трезв, и трезв по-настоящему, то есть уже несколько дней подряд. Во-вторых, видно было, что его что-то мучает, что-то не дает ему быть спокойным или веселым. До такой степени не дает, что он даже пытался высказать это. Очень сумбурно, неумело, а главное, искренне, что произвело безусловно тягостное впечатление на присутствующих гостей – они-то пришли развлекаться, а не решать мировые проблемы… В общем, даже этим людям, которые сами многим кажутся чокнутыми, Ордановский показался в этот вечер сумасшедшим.