Живой Дагестан - стр. 52
Уютно урчит дизель, молчаливая жена накрывает на стол. На груди у Лехи – незаконченная татуировка, портрет девушки в пилотке со звездой. Тень маяка густеет, подбирается ближе.
– Здесь, на острове, все смешалось. Родственница недавно за нацмена вышла. Я сперва удивился, а потом смотрю – вылитый мой брат, только черный. Как родился сын, отец его обрезал, а бабушка крестила.
Мать Лехи стучит клюкой, привлекая внимание. Она было уехала в Каспийск, но после смерти отца он вернул ее обратно, поближе к себе. Одна беда – зимой, когда море схватывают льды, о врачах можно забыть. Байда на большую землю не пройдет, а вертолеты сюда не летают – дорого. Простой аппендицит грозит смертью. И все равно многие старики, давно порвавшие с морем, возвращаются на остров.
– В молодости хотел покинуть Чечень. Тянуло на подвиги. Тогда смотрителем маяка был отец. «Дурак! – сказал он. – Какая тебе новая жизнь? Посмотри – все разваливается. Сиди здесь и держись за верный кусок». Так и сижу. Тогда его не понимал, а теперь счастлив, что послушался. Пенсия скоро, квартиру в городе дали, а все равно, пока последняя собака не сдохнет и здоровье позволяет, никуда не уеду.
Григорий – самое счастливое существо на острове. Он толст и полон любви. Вразвалочку, как заправский моряк, он шагает по двору дяди Вовы, проверяет спелость помидоров на крошечных грядках и подолгу судачит с присевшим на корточки хозяином дома. Только хозяйка недолюбливает ласкового селезня и отпихивает его ногой.
– Сколько раз твердила мужу: зарежь этого бездельника! Утки для того, чтобы их есть. Но он приятеля не тронет. Хорошо Гришка устроился, ничего не скажешь!
Наталья Михайловна разливает из термоса чай, ставит на стол сливовое варенье и вдруг говорит тихонько:
– Я не люблю море.
Вечер колышет над крыльцом связку засохших килек. У входа – коврик из старой пожелтевшей шкуры белька. В красном углу – икона Богоматери и голограмма с мордами волков.
– Ни разу к нему не ходила по доброй воле. Даже в артизан не тянет. Мне хорошо в городе. Улицы, высокие дома… Так не хотелось возвращаться! Но гостям нравится. Неделю назад приезжала к нам нацменка. Известная художница. Разлеглась на песке и говорит: ваши пейзажи – мечта творческого человека! Побыла полчаса и уехала в восторге. А мы остались.
Птицы забились в тень и тяжело дышат, разинув клювы. Только ласточки безмятежно качаются на проводах в ожидании вечерних комаров да Григорий шлепает по двору и тихонько крякает. У соседей куры поклевали уток, теперь они сидят в разных клетках. Но селезень подружился и с петухом. Этому воплощению глупой радостной любви сложно противиться. Он не выпрашивает преданным взглядом подачку, как хозяйский пес Шарик, но по первому зову следует за дядей Вовой не хуже собаки. В такие моменты знаешь, что это невозможно, и все равно отчетливо видишь, как селезень улыбается.