Жил отважный генерал - стр. 69
А летом следующего года епископ Павел совершил благодарственный молебен о полном прекращении эпидемии в губернии. На площади, в кремле, принародно.
Вот тогда, выходит, мать и ткнула Лаврушку к Преосвященному ладошки целовать. На всю жизнь врезалось то в память детине!
Послушает Илария Лавра, так ничего хорошего и не запомнилось тому, хотя с малых лет и всю жизнь при церкви находился! Всё страхи да слёзы! Илария сама от слёз не сдержалась, когда слушала с Донатом да Златкой грустную историю о последних днях жизни великого мученика, другого владыки – Митрофана[9]. Об этом и она сама уже слыхала. От других. А Лавр, оказывается, прямым свидетелем был, даже участником. В камере арестантской с архиепископом Митрофаном мытарствовал. Вместе с другими священниками, безвинно обвинёнными в заговоре белогвардейском против чекистов. Босым владыку Митрофана вывели во двор на распыл. Как Иисус Христос на суде неправедном, так и владыка Митрофан перекрестил грешников и воскликнул: «Не знаете, что творите, поэтому не виню вас!»
Солдаты простые в него стрелять отказались. Но главный их начальник, смердящий инородец в злодейском безумии сам расстрелял безвинного.
Лавр тогда чудом уцелел, служкой при церкви был, сочли его чекисты за одурманенного церковниками пролетария, и отделался он тюрьмой…
Вспомнила Илария все эти рассказы Лавра, сама прослезилась, высунулась из своего угла: что-то умолк дед? То стонал, жаловался на спину, бурчал, её гонял и ругал Златку, а тут смолк. Заснул вроде? Не утерпела, поднялась сама. Слава богу! – легка ещё на ноги, поспешила к Лавру. Не приведи господь! Возраст не тот у старца, чтобы так просто молчать. Хорошо, если заснул, лихоманка отпустила, две ночи не спал, мучился. И ей спокою не давал. А если заснул навеки?…
Вплотную подобралась к старцу. Тот не двигался. Нагнулась над ним, к самому лицу. Ни звука! И дыхания нет! Аж к носу сунулась. Жив ли?
И отпрянула!
Открыл Лавр глазища страшные, губы надул шарами, зубы жёлтые большие оскалил да как заорёт на неё:
– Жив я, старая! Рано хоронишь!
И дико захохотал. Боль-то, видать, отпустила.
Непутёвый! Одно слово, баловник старый! Как есть, лучше не сказать: седина в бороду, а бес в ребро! Не исправит Лавра Господь! Умирать будет, отмочит чего-нибудь, со стыда сгоришь…
А и есть с кого пример брать! Лавра-то, хотя и не учился всю жизнь, при церкви уважали священники, держали в память о деде, отце, матери в послушниках, даже одно время в старосты попадал, а больше сторожем ходил, когда в подземелье зачастил. И всех последних архиереев наперечёт знает. Бывали всякие. Насмотрелся. Конечно, ничего не скажешь, величавы владыки, но некоторые и чудили. Или себе на уме. Прикидывались. Власть-то их особо не миловала. Соперников в них всё видела. В любови народной. Ревновала по-своему. Вот и выкручивались некоторые владыки, придумывали. А ты смотри, народ, разбирайся кто есть кто. Понимай!