Жил-был Генка - стр. 31
– Дети… А помнят ли они меня?
Сколько раз, будучи отцом, он испивал детскую восторженность своих чад! Их у него двое – дочь и сын. О! забурлила жажда, взволновав кровушку, унесла туда, где счастье. Хотел сложить его образ во всех направлениях, хотел, да не сумел… Узнал о рождении дочери в полдень! Вспыхнула с жадностью поступь мысли! Выпил чуток и полетел на крыльях в родильный дом! Морозный воздух февраля отрезвлял дыхание! Было немного не по себе…
– Светка…
И в окне они – самые дорогие и любимые – жена и дочь… Чудо в одеялке тихонько спит и ничего ещё не знает. Красивая, и похожа на Светку… Такой маленький носик и розовые губки… Так чудесно смеётся и посапывает, словно жаждет получить от него непростое отцовство, а и ещё что-то… Из больницы нёс сам с гордостью! Стал-таки отцом! Обязанности не убавились. И в первую ночь самостоятельно пеленал малышку… Память разливалась горячо.
– Дочь… Взрослая уже…
Покатилась слеза забвения по небритой щеке. И её мера немного поубавила душевные силы. И не стёрлась память, а ещё крепче привязала на земную зависимость. Тихая печаль присела осторожно и плакала вместе с ним.
– Сын… Взрослый уже…
А в ту весенне-апрельскую ночь, когда светилась луна, он повёз Светку в роддом на скорой помощи. На улицах города очень тихо. Все спят. И никому невдомёк, что он опять, опять станет отцом! И теперь уже у него наверняка родится сын! Это ведь такая благость и почёт для мужской гордости! А, по сути, какая разница, кто родится?! Главное, чтобы здоровеньким родился, да счастливым после был!
В утро уже знал: родился крепкий здоровый малыш. Сын! Его сын! Он пребывал в радости! Не пил… А потом все вместе, вчетвером, шли с двумя колясками домой… Сжалась плоть… Гулял с ними, играл… Ласкались они душками, пухленькие, розовощёкие и всегда весёлые… Смех лился непритворно. Болели, страдали, плакали, смеялись… Светка всегда и неотлучно при детях.
Нет, он любил их… Любил… Любил… Пусть мало, мало давал отцовского тепла, заботы, но чувства не отсырели от гари безутешного пьянства. Он и сегодня их любит, хотя любовь наверно носит характер жёсткий и беспокойный.
– Дочь… Какая она сегодня? Невеста… Будет ли печалиться, когда меня не станет? Вспомнит ли отцовское усердие, если я уже не приду и не скажу ей слово своё? – Мысли сеются бурно, наскоками, ломают душу. – Сын… Похож ли на меня? Не повторяй моей судьбы, моих ошибок, не повторяй, сынок дорогой… Не пей, сгубит окаянная и загонит в тупик непролазный… Не даст высвобождения и покоя желанного… Слышишь, сынок…
Новая слеза ударилась о колени. Заныла свобода, и дыхание завертелось иначе. А там, под подушкой – верёвка… И она ныне какая-то тягучая и отчаянная. Она ждёт шею, его шею. Не хочется влезать. Но влезет. И не вернётся назад…