Жестокие принципы - стр. 71

Петровна мнётся, прикусывая губы, словно решается на что-то.

– Ладно, – выдыхает. – Посмотри. Но только один раз, – поднимает палец, а меня уже съедает любопытство. – И больше никогда не открывай.

Часто киваю, напоминая себе Тасю, которая согласна на всё, лишь бы добиться желаемого, и осторожно открываю дверь. Такая же по размерам гардеробная, но оформленная в ярких цветах – женская. Вещи упакованы в прозрачные одёжные мешки и аккуратно развешены: идеальный порядок, который не нарушался уже много лет.

– Это чьё? – заглядываюсь на дорогие вечерние платья.

– Покойной жены Аронова.

– А зачем он это хранит?

Петровна лишь пожимает плечами, вероятно не имея ответа на мой вопрос.

– Сказал не трогать.

– А как Вика к этому относится?

– А ты как бы отнеслась?

– Не очень, – морщусь.

– Вот и она так же, но спорить с ним бесполезно, да и отношения у них гостевые. Всё же хозяин этого дома он.

– Лариса Петровна, а почему Альберт Витальевич не сделает ей предложение?

Женщина оглядывается по сторонам, будто нас кто-то может услышать, и заходит в гардеробную, закрывая двери.

– Я как-то набралась смелости и спросила, а он ответил: «Через десять лет мне будет шестьдесят четыре, а Вике сорок три. Не уверен, что хромой и старый смогу стать достойным конкурентом мужчинам, которые будут её настойчиво добиваться». Вот так, – разводит руками и тянет меня за собой в спальню. – Так что дело в нём.

– Он же понимает, что в какой-то момент Виктория захочет семью и поставит его перед фактом – выбор сделать придётся.

– Скорее всего, выбор он сделает не в её пользу, и девушка просто уйдёт сама.

– Самое гадкое, что может сделать мужчина, – поставить женщину в такие условия, при которых она оставит его сама. Либо определись, либо скажи человеку, что он тебе не нужен.

– Права ты, конечно, но пусть разбираются сами.

Оборачиваюсь, чтобы напоследок окинуть взглядом гардеробную. Островский не пожелал избавляться от шрамов, каждый день в отражении напоминая себе о прошлой жизни, Аронов же хранит своё прошлое в этих вещах. Оба на крючке, застыли на стрелках часов, которые для них больше не идут, и есть только одна сила, способная сдвинуть их с места, – любовь.

Дни летят быстро для обитателей дома и одновременно медленно для меня в ожидании возвращения Островского. Болезненная необходимость лицезреть его каждый день отдаётся тоской и желанием утонуть в опасной синеве. Воспоминания нашей близости нагло врываются в сны, словно на повторе, и я просыпаюсь со стойким чувством стыда.

Теперь для него я одна из тех, кто с лёгкостью уступил напору и капитулировал без сопротивления, позволяя присвоить своё тело. Не знаю, что на этот счёт думает сам Парето, но, вероятнее всего, теперь я лишь пустое место, не заслуживающее даже его взгляда. Он любит сложности, а моя простота не прибавляет очков, делая лишь интересом на одну ночь.