Жестокие игры в любовь - стр. 36
Она поднялась, чуть покачнулась, но устояла и вышла из зала. Какой-то мужчина, сидевший сразу за ней, увязался следом, предлагая помощь.
– Всё со мной нормально, – глухо ответила она. – Ничего не надо, спасибо. Хотя… может, подскажете, где здесь уборная?
Неравнодушный мужчина вызвался её даже проводить туда.
– Может, ещё что-то нужно? Не стесняйся…
Словно невзначай он приобнял Мику за талию. Та сразу напряглась: что это? Обычное участие или…?
На всякий случай она аккуратно вывернулась и ещё раз сухо поблагодарила:
– Спасибо, ничего не надо.
Закрывшись в уборной, она перевела дух. Надо же – лёгкое прикосновение, может быть, даже случайное, незнакомого человека, а всю передёрнуло. Так противно стало, аж до судорог в животе, хотя гаптофобией она не страдала. Вроде бы.
Просто этот человек… было в нём что-то липкое, скользкое и в то же время настораживающее. Этот его мягкий шелестящий тон, навязчивая услужливость, странный мутный взгляд… Брр. Мика снова передёрнулась. Зато голова почти перестала болеть. Точнее, она про неё забыла.
Ополоснув лицо и руки, она посмотрела в зеркало. На лбу краснело пятно от удара. Мика поправила волосы, прикрыв вьющейся прядью лоб. В сумочке нашла номерок и вышла из уборной.
Сколько длится матч, она не знала, но боялась, что он может с минуты на минуту закончиться, и тогда в вестибюль повалит народ, в том числе и девчонки из класса, а встречаться с ними Мике совершенно не хотелось. Ведь наверняка они видели, как ей прилетело. Да все видели. А эти ещё и посмеялись наверняка.
Не со зла, просто они такие. Вот недавно в школьной столовой Света Скороходова поскользнулась на пролитой кем-то овсянке и упала – так над ней все потешались, шутили, высмеивали. Один Колесников не смеялся, ещё и пожалел, встать помог. Но он всегда с девочками милый. А остальные весь день над ней, бедной, глумились, даже не понимая, что это жестоко.
Мике тогда и со стороны наблюдать ту сцену было неприятно, а уж самой становиться объектом подобных шуточек... нет, нет, не дай бог. Стать посмешищем – этого она боялась с самого детства и, хотя старалась не показывать виду, всегда относилась очень болезненно к тому, что о ней говорят и думают другие.
Она торопливо пересекла вестибюль, взяла в гардеробе пальто, накинула и, застёгивая пуговицы на ходу, выскочила на улицу. Пару секунд постояла на крыльце, пытаясь сообразить, откуда они с Лёшей пришли почти два часа назад. В густой синеве ранних октябрьских сумерек всё казалось каким-то другим.
Шли они мимо парковки, это она помнила. Им ещё приходилось лавировать среди плотно стоящих машин.