Жертвоприношение - стр. 37

Мне показалось, что сверху раздалось тихое царапанье, словно кто-то когтистый сновал под половицами спальни. Я не хочу произносить имя этой твари, если вы не против.

Я прислушался, но царапание прекратилось. Я закрыл окно. В сад не стал смотреть. Хотя знал, что его там нет – не могло там быть, – я не хотел увидеть на газоне человека в черном цилиндре. Его не существует. Это всего лишь оптическая иллюзия, тень от пролетевшей чайки, подхваченный ветром кусок черной бумаги.

Все же я на ощупь пробрался в коридор, куда бледный свет падал сквозь люк над дверью. Не включая освещение и поскрипывая кроссовками, я прошел в самый дальний конец, где, возле двери в подвал, висела фотография «Фортифут-хаус, 1888 год». Мужчина по-прежнему был там, его размытое лицо смотрело на меня из глубины времен. В тот день, когда был сделан снимок, всего в нескольких милях отсюда, в Осборне, жила королева Виктория, Оскар Уайльд только что издал «Счастливого принца», а в Германии впервые поднялся в воздух первый аэростат на бензиновом двигателе.

У меня мелькнула мысль, что это глупо – проверять, там ли еще мужчина в цилиндре. Но я никак не мог отделаться от ощущения, что ему каким-то образом удалось сбежать с фотографии, и теперь он прячется где-то в Фортифут-хаусе или возле него. В своем черном костюме, бледнолицый, сердитый, двухмерный.

Наконец я отвел взгляд от фотографии, и в тот же миг мне почудилось, что мужчина на снимке слегка шевельнулся. Я снова посмотрел на него. Казалось, он стоял в прежнем положении, выражение его лица не изменилось, но одна его нога отодвинулась чуть дальше от края клумбы с розами.

«Ты выпил слишком много вина», – сказал я себе. Из-за стресса и переживаний я начинаю уже сходить с ума. Невозможно, чтобы столетняя фотография шевелилась или менялась. Невозможно, чтобы молодой мистер Биллингс ходил по коридорам или по саду Фортифут-хауса.

Я стал подниматься по лестнице, бледный свет лился мне в спину. На верхней площадке я задержался возле чердачной двери. Щеколда была на месте, ни шорканья, ни царапанья не слышно. Бурый Джонсон (или как там его называли жители Бончерча) либо отсутствовал, либо спал. Я тихонько постучал в чердачную дверь, просто убедиться, что причин бояться нет.

Кто боится большой бурой крысы?

Я заглянул к Дэнни. Он уже крепко спал. Волосы от жары прядями прилипли ко лбу. Как Луис Макнис[21] описывал спящего сына? Сравнивал его с теплым хлебом. Я поцеловал Дэнни, тот завозился во сне и произнес «мама».

Бедняжка. Твоя мама далеко, с каким-то бородатым типом по имени Рэймонд. И маме ты больше не нужен.