Жертва сладости немецкой - стр. 17
Конь ходко шёл по мягкой песчаной дороге, с обеих её сторон возвышался сумрачный ельник, из которого порой доносились звуки лесных обитателей, от которых всадник поёживался и теснее вжимался в седло. Однако страхи длились недолго, скоро дорога выбежала на пологий берег неширокой реки, где стояла большая изба и несколько дворовых построек, которые были подняты от половодья на высокие дубовые столбы. Это была корчма, которую содержал старожил здешних мест еврей Исайка, прославившийся на всю литовскую округу Речи Посполитой тем, что выиграл в королевском суде тяжбу у богатого местного пана Цыбульского, и с той поры, когда речь вдруг заходила о нём, его стали называть: «Это тот самый Исайка». Прозвище прилепилось и к самой корчме, и, когда Гришка, оставив коня работнику, поднялся по лестнице и вошёл в избу, Исайка скоренько подошёл к нему и обрадовался, как брату:
– Добрый день, пан Григорий! У того самого Исайки есть, что выпить и чем закусить. Изволь пройти в панскую комнату.
Подьячий огляделся: в большом зале за дубовым столом на дубовых скамьях вокруг громадного жбана с пивом сидели мужики, латыши и русские, и, судя по замаслившимся лицам и громким речам, были веселы и довольны. Стараясь не споткнуться о комья засохшей грязи на полу, Котошихин знакомым путём подошёл к полуоткрытой двери комнаты для господ, заглянул в неё и возрадовался: за столом сидел его давний знакомец, купец из Нарвы Кузьма Овчинников, при каждой встрече угощавший подьячего от пуза и большой любитель потолковать с ним о государственных материях, особливо о всяких дипломатических новостях.
– Ба! Григорий Карпович! – воскликнул, подскочив со скамьи, Овчинников. – Давненько же мы не виделись, почитай с декабря позапрошлого года, когда в Валиесаре обмывали перемирие. Будь здоров, брат Григорий!
– Челом, Кузьма Афанасьевич! – почтительно произнёс Гришка, весьма уважавший купца за толстую мошну и щедрые застолья.
– Ну, и чем, Исайка, ты можешь угостить моего друга? – вопросил купец.
– Для него и для вашей милости у меня есть та самая водка и тот самый гусь, которыми я потчевал вашу милость.
Овчинников велел кочмарю принести ещё ветчины, капусты, моченых яблок и повернулся к подьячему.
– А ты, Григорий Карпович, что сегодня решил отпразновать?
– Не до праздников, – хмуро сказал подьячий. – Ездил с Ордин-Нащекиным к шведам, а там не до разносолов было. Вернулись сюда, а здесь уже и котлы зачищены. Вот пришлось в корчму тащиться.
– Так что ж мы стоим! – спохватился Овчинников. – Садись за стол, вот бери ломоть хлеба и накладывай ложкой лососевую икру, она, заметь, норвежского посола.