Жертва Гименея - стр. 20
– Спокойной ночи, – заалелась Аллочка и отошла от телефона, уже совсем успокоенная.
– Ты что? – спросила ее Гутя, заметив, как сестра стягивает нарядный костюм.
– Я сегодня никуда не еду, – с блаженной улыбкой ответила Алла Власовна. – У него случились неотложные дела, и он перенес свидание на завтра.
Гутя покачала головой:
– Ой, дурит он тебя, Алка. Соскочит, чует мое сердце.
– Ну что ты такое говоришь? – кинулась на защиту кавалера Аллочка. – Вот ты же умная женщина! Во всяком случае, сама так считаешь! Вот и подумай – если ему надо соскочить, он бы звонил и переносил на завтра? Ну, что молчишь? Он бы просто взял и не позвонил. И все. А у меня о нем – никаких данных. А он побеспокоился, позвонил, предупредил, пообещал, что… ну, это уже не твое дело.
– Да, правда, – отчего-то быстро согласилась Гутя. – Садись со мной, я манты стряпаю, а их лепить – замучаешься. Сама знаешь.
Аллочка перекривилась. Нет, конечно, манты – это тебе не пельмени лепить, тут надо быстрее поворачиваться, и все равно! Зачем себя мучить, если можно пойти и купить, какие нужно и сколько хочется?
– Гутенька, а у меня что-то вот тут щемит, – уткнула она руку куда-то в область пышного бюста.
– Ну соври еще, что это сердце, – осуждающе мотнула головой Гутя.
– Ну почему? – вытаращилась сестрица. – Там много всего, например, кости или селезенка, или предстательная железа.
Гутя совсем посуровела:
– Пока справку не принесешь, что у тебя предстательная железа болит, даже и не заикайся. Лентяйка.
– Это не я лентяйка. Сама не пошла на задание, а я, между прочим, все сделала как надо. Я даже в халат переоделась. А ты! И где опять твой Фомочка? Упустила?
– Ему Варька уже на работу звонила, сказали, что он с главврачом на какое-то обучение поехал.
– Понятно, тот его научит! Интересно, где у них сегодня этот «институт», в каком ресторане?
– Придет, и выясним! – строго оборвала ее сестра. – А ты зря не болтай. Так ведь и жизнь человеку можно сломать, двоим человекам, нет! Даже троим получается.
– А меня опять никто в расчет не берет, да? – обиженно проворчала Аллочка.
Сестрица только вздохнула:
– Если ты своим языком Варьке навредишь, я тебе не жизнь – я тебе шею сломаю. Ты будешь манты стряпать или сегодня посидишь на диете?
Пришлось сесть и лепить манты.
Манты в доме любили все. Особенно их уважал Фома. В такие минуты он даже называл Гутю мамой и почти не ссорился с Аллочкой.
Но сегодня все было по-другому.
Фома заявился домой поздно вечером, сам не свой, на нем, что называется, лица не было, и сразу прошел в свою комнату. Только буркнул что-то типа: «Здрассть», и все. А какое там «здрассть», если утром уже здоровались?