Женская месть - стр. 12
– А вот так. Говори, что хочешь. Врать, правда, в этой ситуации бесполезно. Так что придерживайся реальности.
– И про тебя сказать?
– Ну что ты можешь про меня сказать? – спокойно ответила Померанцева, – Что я у Алевтины бывала? Так это пол-Москвы знает.
Нинка открыла было рот в возражении, да осеклась. “Ну-ну, – ехидно подумала, – расхрабрилась. В полиции храбриться будешь, передо мной – чего ж?”
По природе Нина была добра и незлопамятна. Оттого и схлопатывала периодически от жизни. Умом понимала – похитрее бы ей быть, понастырнее, пожестче. Порывалась даже несколько раз хитрость проявить – только хуже выходило, тогда ее все не только ногами пинали, а отшвыривали от себя и вовсе. Нина же к людям тянулась, не могла себе позволить в одиночестве пребывать. А потому, пусть лучше уж так, пусть думают, что на Нинке можно воду возить, и плевать на нее, и сморкать – лишь бы не гнали.
Только иногда ей становилось ужасно обидно, больно до злости, что вот, Катя, например, Померанцева, хорошая, конечно, артистка и знаменитая, но ведь тоже – баба, так ее, Нинку, за дурочку водит никудышную и с презрением с ней обращается. А разве Нина виновата, что никто в юности ее не подтолкнул, не присоветовал, как жизнь строить – может, и она бы смогла на сцене-то блистать. Фантазии не хватило. Воображения. Вон Катька – тоже ведь из простой семьи, а вырвала же себе другое. Нахамила, можно сказать, надерзила провидению, улизнула от неизбежного. Как решилась? Через что прошла – то Нинка доподлинно знала. А посмотреть: потомственная аристократка. Спросить бы в добрую минуту, когда Катя вдруг поняла, что жизнь-то большая и разная, что возможно выломиться из накатанной всеми предками колеи?
– Что загрустила? – заглянула Померанцева в затуманенное думами Нинкино лицо, – жалеешь, что сплетню пустить не удалось?
– Зачем ты так, Кать? – на глаза даже слезы навернулись,– Что я тебе-то уж сделала? Все старалась всегда для вас всех, все думала – полегче бабонькам моим будет, если и я на что сгожусь. Что ж, если я – тягловая лошадь, так со мной и не церемониться можно? Я ж всегда все для вас, и место свое знаю. Думала, сами поймете, что я к вам с добром.
Померанцевой стало стыдно. Переборщила опять. Как вот напряга какая-нибудь на пути встречается, так Катя с такой силой всякий раз концентрируется-сосредотачивается, что страшнее термоядерной реакции выходит. И чего, в самом деле, на бедную Нинку набросилась? Нинка мухи не обидит, смирная, приветливая, ласковая.
– Не журись, подруга. Нервы, – честно призналась, – ты ж меня знаешь: вздорная я. Но – отходчивая. Прости, если обидела. Ладно, рассказывай дальше, что еще следователь спрашивал. Из квартиры – не говорил – ничего не пропало?