Женщины в пустоте - стр. 19
Мы с ним не так уж много говорили, и в любом случае наши разговоры всё это время носили довольно формальный, почти условный, характер. На каком-то другом уровне наши отношения продвинулись довольно далеко, но когда мы сидели друг напротив друга и говорили, он был для меня всё тем же чужим взрослым мужчиной, что и в начале. Быть может, меня даже обрадовала эта просьба, потому что я не знала, как и о чём я должна говорить с ним.
Он сказал, что я, наверное, опять ему не отвечу. Потому что я почти на все его вопросы не отвечаю.
Я так не считала, но не стала спорить.
Он спросил: «Можешь ли ты представить?..»
Представить близость с ним. («Как я целую и обнимаю тебя», – сказал он.)
Он уже целовал и обнимал меня в этот день не раз, и хотя это было со мной впервые, я уже в какой-то мере успела к этому привыкнуть. Мне и представлять не надо было. Я кивнула.
«А тебе приятно думать об этом?» – спросил он.
Я не хотела отвечать – я не столько смутилась, сколько почувствовала в вопросе ловушку для себя. Я собиралась промолчать, но он не дал мне такой возможности. Он хотел, чтобы я ответила.
Почему-то я не могла соврать: то ли потому, что это и в самом деле была бы ложь, то ли потому, что я слишком хорошо могла себе представить, как обидно услышать, что кому-то неприятны твои поцелуи и объятия, неприятен ты сам. Я ответила:
«Да, приятно».
Почти тут же я добавила: «Но я не очень-то верю тебе».
Это было, пожалуй, самым искренним признанием, которое я сделала ему за всё это время, единственным искренним. В сущности, я в этот момент дала ему ключ к пониманию всего, что я говорила и делала все эти два дня.
Потом сказала ещё: «Мне кажется, ты вешаешь лапшу мне на уши».
Часть этого разговора была в дневнике, и это было дословное, точное моё выражение – я прочитала его и поморщилась.
Он спросил, зачем – по моему мнению – ему это нужно. Я попыталась уклониться от ответа, мне было стыдно об этом говорить. Я сказала, что не знаю.
«Зато я знаю», – сказал он.
Он назвал верную причину, очевидную, хоть и выразился куда грубее, чем это сделала бы я сама. «Так ведь?» – спросил он. Я подумала, что задела его, и ничего не ответила. Он сказал, что не стал бы тратить на меня время и силы, если бы ему нужно было только это. Сказал, что не стал бы подниматься и спускаться с больными ногами по всем этим холмам в городском кремле, чтобы развлечь меня. Если бы ему было нужно от меня только это. Что он нашёл бы другую. И добавил: «Это невозможно доказать, ты сама это поймёшь. Если будешь чувствовать что-то ко мне».