Женщины Цезаря - стр. 69
– Я теперь не могу поехать в Афины, – сказал он своему младшему брату Луцию и Цезарю, – но и мысль о Массилии мне претит. Поэтому, думаю, я отправлюсь в Смирну и присоединюсь к дяде Публию Рутилию.
– Компания куда лучше, чем Веррес, – сказал Луций Котта, пораженный приговором.
– Я слышал, что плебс собирается сделать Карбона консуляром в знак уважения к нему, – сказал Цезарь, криво улыбаясь.
– С ликторами и фасциями? – ахнул Марк Котта.
– Признаюсь, со вторым консулом легче сладить теперь, когда Глабрион уехал управлять новой, объединенной провинцией Вифиния-Понт, дядя Марк, но, хотя плебс имеет право раздавать тоги с пурпурной полосой и курульные кресла, я никогда не слышал, что он может жаловать империй! – взорвался Цезарь, дрожа от гнева. – Это все из-за азиатских публиканов!
– Оставь, Цезарь, – стал успокаивать его Марк Котта. – Времена меняются, это же так просто. Можешь назвать это реакцией всаднического сословия на притеснения Суллы. Мы ведь предвидели, что такое может случиться, и перевели мои земли и деньги на Луция.
– Доходы мы будем посылать тебе в Смирну, – заверил Луций Котта. – Хотя осудили тебя всадники, сенат тоже в этом поучаствовал. Я могу понять Катула, Гая Пизона и остальное охвостье, но Публий Сулла, его приспешник Автроний и вся эта свора старательно помогали Карбону. Да и Катилина тоже. Этого я никогда не забуду.
– Я тоже, – сказал Цезарь, стараясь улыбнуться. – Я очень тебя люблю, дядя Марк, ты это знаешь. Но даже ради тебя я не смогу сделать рогатым Публия Суллу, соблазнив эту ведьму, сестру Помпея.
Такое заявление вызвало всеобщий смех. Каждый с удовлетворением подумал о том, что Публий Сулла уже наказан – тем, что вынужден жить с сестрой Помпея, немолодой, некрасивой и очень любившей выпить.
В конце февраля Авл Габиний наконец поразил всех. Только он один знал, как трудно было сдерживать себя, заставляя Рим думать, что он, глава коллегии плебейских трибунов, – несерьезный, ничтожный человек. К нему относились не слишком доброжелательно: уроженец Пицена, ставленник Помпея. И все же Габиний не был «новым человеком». Его отец и дядя были сенаторами. Кроме того, в жилах Габиниев текло много всеми уважаемой римской крови. Авл Габиний мечтал сбросить с себя ярмо Помпея и стать самостоятельным политиком, хотя здравый смысл подсказывал ему, что он никогда не будет достаточно влиятелен для того, чтобы возглавить собственную фракцию. Скорее, Помпей Великий был недостаточно велик. А Габиний очень хотел стать союзником настоящего римлянина, ибо многое в Пицене и пиценцах раздражало его, особенно их отношение к Риму. Помпей для них значил больше, чем Рим, и Габинию было тяжело принять это. Но это было естественно! Помпей был некоронованным царем Пицена, и в Риме он тоже обладал огромным влиянием. Большинство пиценцев с гордостью следовали за земляком, который утвердил свое господство над людьми, считавшимися выше его.