Женщина-зима - стр. 38
Борис уже понял, что этим все закончится. Он вспомнил слова Полины. Зачем-то он очутился в этой дыре, оторванный от мира. Он сейчас не принадлежит себе. Нужно расслабиться и плыть по течению.
– Поехали домой, Тимоха.
– Поехали.
Возвращались молча. Теперь настроение Бориса изменилось. Он задавал себе вопрос: смог бы жить здесь? И сам себе отвечал: нет, не смог бы. Не выдержал бы созерцания всеобщей нищеты, выпирающей то упавшим забором, то осевшей крышей сарая, то некрашеными окнами клуба… Кругом разруха, запустение, вчерашний день…
– А это наша столовая. – Тимоха показал на длинное одноэтажное кирпичное здание с облезлой дверью. Сбоку торчало дощатое сооружение известного назначения вовсе без дверей. – Когда-то здесь такие беляши жарили! – вспоминал Тимоха. – Наш колхоз раньше был миллионер. В каждом втором дворе – машина. А сейчас снова на санях ездят.
– Ну, ты-то, наверное, тех времен не помнишь. А, Тимофей?
– Я – нет. Дед рассказывал, и мама помнит.
– Ну а ты скорее всего мечтаешь уехать отсюда куда глаза глядят.
– Почему вы так думаете? – возразил парень. – Как же я маму оставлю одну? Ей без меня трудновато придется.
– Чем же ты здесь займешься?
– Мало ли чем? Вон дядя Володя Никитин маслобойку построил. И я что-нибудь придумаю. Сначала в армию пойду, потом сельхозакадемию закончу. А потом обязательно что-нибудь придумаю!
Добров повернулся, чтобы лучше видеть лицо своего спутника.
– Тимофей, дай я пожму твою руку!
Они обменялись рукопожатием. Когда вернулись домой, Полины не было.
– Мама на репетиции в клубе, – пояснил подросток.
– А ты что будешь делать?
– Корову посмотрю, она у нас отелиться вот-вот должна. А потом ужин буду готовить.
– Меня в напарники возьмешь? Не привык я, брат, без дела сидеть.
– А что вы умеете?
Борис честно подумал:
– Курицу могу жареную, отбивные и плов.
– Тогда – плов. Только вы таблетки не забудьте выпить. Вон мама на холодильнике оставила.
Добров улыбнулся и молча проглотил таблетки.
Часа полтора они провозились с пловом. Зато когда Полина вернулась, ее в сенях встретили такие запахи, что она решила – Любава приехала. Но ошиблась. Ее сын Тимофей укутывал утятницу фуфайкой. А их гость в рубашке с закатанными до локтей рукавами и в хозяйском фартуке тер на крупной терке черную редьку. По кухне гуляли сногсшибательные запахи.
– А я думала – сестра приехала, – почему-то не отрывая глаз от больших ловких рук Доброва, сказала Полина.
– Мы сами ужин готовим, – доложил Тимоха.
– Мы сами с усами, – добавил Добров. Он повернулся, озарив ее широкой улыбкой.
От этой неожиданно сложившейся картины – мужчина в ее фартуке и сын у стола – вдруг перекрылось дыхание. Полина поспешно отвернулась, якобы торопясь снять пальто. Она не могла понять, что с ней, и какое-то время не решалась войти в кухню.