Женщина в окне - стр. 17
– Здесь у меня комната больше моей прежней, – повторяет Итан.
Я откидываюсь назад, закидываю ногу на ногу. Эта поза кажется мне немного нелепой. Не помню, когда я последний раз так сидела.
– В какую школу ты ходишь?
– В домашнюю школу, – говорит он. – Меня учит мама. – Пока я думаю, как ответить, он кивает на фотографию, стоящую на приставном столике. – Это ваша семья?
– Да. Муж и дочь. Эд и Оливия.
– Они сейчас дома?
– Нет, они здесь не живут. Мы расстались.
– А-а. – Он гладит Панча по спине. – Сколько ей лет?
– Восемь. А тебе сколько?
– Шестнадцать. Семнадцать будет в феврале.
Что-то в этом роде сказала бы и Оливия. Он выглядит моложе своих лет.
– Моя дочь тоже родилась в феврале. В День святого Валентина.
– А я двадцать восьмого.
– Еще немного, и угодил бы в високосный год, – говорю я.
Итан кивает.
– Чем вы занимаетесь?
– Я психолог. Работаю с детьми.
Он морщит нос:
– Зачем детям психолог?
– Причины самые разные. У одних проблемы в школе, у других сложности дома. Для кого-то даже переезд на новое место вызывает затруднения.
Итан молчит.
– Так что, полагаю, если ты учишься дома, тебе не мешает встречаться с друзьями.
– Папа нашел для меня команду по плаванию, – вздыхает он.
– Давно занимаешься?
– С пяти лет.
– Наверное, ты здорово плаваешь.
– Да, хорошо. Отец говорит, я способный.
Я киваю.
– Довольно-таки хорошо, – скромно признается он. – Я учу.
– Учишь плаванию?
– Людей с физическими недостатками, – добавляет он.
– Инвалидов вследствие порока развития?
– Ага. Я много занимался этим в Бостоне. Здесь я тоже хочу этим заняться.
– С чего это началось?
– У сестры моего друга синдром Дауна. Пару лет назад она посмотрела Олимпийские игры и захотела научиться плавать. И вот я стал учить эту девочку и других детей из ее школы. А потом подключился ко всей этой… – он подыскивает слово, – сфере.
– Здорово.
– Меня не интересуют вечеринки или что-то в этом роде.
– Не твоя сфера.
– Да. – Итан улыбается. – Совсем не моя. – Он крутит головой, разглядывая кухню. – Из моей комнаты виден ваш дом, – говорит он. – Вон оттуда.
Я поворачиваюсь. Если он видит наш дом, значит у него вид на восток, на мою спальню. Мысль об этом меня не беспокоит, – в конце концов, он всего лишь подросток. Во второй раз я задумываюсь о том, не гей ли он.
А потом я замечаю, как глаза у Итана становятся словно стеклянными.
– О-о… – Я смотрю вправо – в моем офисе с этой стороны под рукой были бумажные платки.
Вместо этого вижу фотографию, с которой мне щербатым ртом широко улыбается Оливия.
– Извините, – шепчет Итан.
– Не надо извиняться, – говорю я. – Что случилось?