Женщина справа - стр. 12
Я смотрел на стойку в пятнах от кофе и скомканную грязную тряпку. Как бы мне хотелось, чтобы этот разговор закончился и у меня снова появилась бы возможность спокойно поразмышлять.
– Дэвид… я люблю тебя.
Я перестал дышать. Эти три слова буквально парализовали меня. Я был не в состоянии видеть в них простое утверждение или признание в любви: они звучали будто вопрос, требующий отклика: «А ты меня?»
Не помню точно, что я ответил. Скорее всего, едва прошептал что-то вроде: «я тоже», фразу, не дающую никому ничего.
Остаток дня я провел в своей квартире, слоняясь из угла в угол, раз двадцать усаживаясь за компьютер и столько же раз пройдясь по террасе. С самого верхнего этажа здания передо мной расстилалась панорама Гудзона и западных пригородов в сторону Нью-Джерси. Когда мне требовалось сделать небольшой перерыв, мне часто случалось провожать взглядом парусные суда, рассекающие воду до самого Аппер-Нью-Йорк-Бей, где баржи лениво поднимаются по течению реки. Для конца августа было ужасно жарко. Нередко после полудня столбик термометра поднимался до 32 градусов, но я все равно предпочитал, чтобы в квартире был воздух с улицы, а не кондиционированный, вызывающий у меня головные боли.
В шесть, готовясь к встрече с Эбби и всячески оттягивая этот момент, я вынул из платяного шкафа в спальне старую обувную коробку, которую не открывал многие годы. Усевшись на краю так и не застеленной кровати, я предпринял горестное путешествие в прошлое. Прошлое, с которым я не был по-настоящему знаком, но которое за сорок лет жизни, если можно так выразиться, меня не оставило.
Той ночью я почти не уснул и рассвет встретил на ногах. Вечер с Эбби прошел хорошо, но я, должно быть, показался ей отсутствующим и чем-то сильно занятым. О телефонном звонке Кроуфорда я ей ничего не сказал. Потому что не понимал, как ей об этом сказать. Потому что мне пришлось бы дать слишком много объяснений, а на это у меня сейчас не хватило бы храбрости. С Катбертом я поступил точно так же: было бы соблазнительно позвонить ему, но я тут же одернул себя: осознавая, что надо встретить это испытание одному. Эбби надеялась, что я останусь на ночь у нее, но я вернулся к себе, сославшись на завтрашнюю встречу рано утром. Не думаю, чтобы она мне поверила, но, так или иначе, воздержалась от какого-либо замечания. Перед тем как мы распрощались, она вручила мне подарок ко дню рождения, который не смогла отдать накануне: мобильник новейшей модели, в контакты которого заботливо вписала свой номер.
Этим утром я не занимался ничем особенным. Проглотив залпом три чашки кофе, я отправился немного прогуляться вдоль Гудзона в Риверсайд-парк, снова прокручивая в голове те же вопросы, что мучили меня накануне. Попытавшись переключить мысли на что-нибудь другое, я захватил с собой сценарий Катберта. Усевшись на скамейку рядом с каким-то стариком, увлеченно разгадывающим кроссворд, я просмотрел всего десяток страниц. Читая, я снова подумал о высказывании, услышанном от кого-то из киношников: «если это может быть записано или продумано, значит, может быть и экранизировано». У меня были сильные сомнения, что оно может быть применимо к этому сценарию, и я заранее жалел несчастного режиссера, которому предстоит превратить в кадры всю эту череду нелепостей.