Женщина-левша. Нет желаний – нет счастья. Дон Жуан - стр. 12
– Приходи, пожалуйста, завтра к нам, в наш кружок. Все будут тебе рады. Нас мучает сейчас мысль, что хоть разумом мы многое понимаем, но жизнь течет где-то мимо нас. Нам нужен человек, который сумел бы на какой-то миг остановить ее течение, который, короче говоря, был бы немножко чудак. Ты понимаешь, что я хочу сказать.
Марианна:
– Стефан в последнее время по вечерам неохотно остается один.
Франциска:
– О причинах этого ты можешь прочесть в любой книге по психологии. Бруно тоже не любит оставаться один. Сейчас же, говорит он, дают себя знать дурные детские привычки. Кстати, ты вчера видела по телевизору репортаж об одиноких людях?
Марианна:
– Я помню лишь то место, где интервьюер говорит одному из них: «Расскажите же какую-нибудь историю об одиночестве», а тот сидит и молчит.
После небольшой паузы Франциска сказала:
– Попытайся все-таки завтра прийти. Мы не судачим, как бабы в пивных.
Молодая женщина пошла на стоянку машин, и Франциска крикнула ей вслед:
– Не вздумай только пить в одиночку, Марианна!
И пошла со своими набитыми пластиковыми сумками дальше, у одной оборвалась ручка, и Франциске пришлось подхватить ее снизу.
Вечером молодая женщина и мальчуган сидели у телевизора. Наконец он вскочил и выключил аппарат. Она смутилась, захваченная врасплох, сказала:
– Спасибо. – И протерла глаза.
В дверь позвонили; мальчуган побежал открывать, а она поднялась, точно оглушенная. В открытую дверь быстро вошел издатель, грузный и в то же время несколько вертлявый господин лет пятидесяти, у него была привычка, разговаривая, очень близко подступать к собеседнику, при этом он слегка подчеркивал голосом те или иные слова. (Казалось, всякий раз речь шла о чем-то важном для него, и он лишь в том случае говорил напрямик, если собеседник давал ему понять, что ему не нужно утверждать себя. И даже тех, с кем он был вполне откровенен, он каждый раз встречал с нервозностью человека, которого внезапно разбудили и который приходит в себя, лишь когда окончательно проснется. Где бы он ни был, он держался так, будто он тут хозяин, и его неуемная общительность, сама себя неустанно подхлестывающая и потому особенно неприятно удивительная, сменялась только благодаря спокойствию собеседника расторможенностью, и тогда он словно бы отдыхал от своей постоянной готовности к общению.)
В одной руке он держал цветы, в другой – бутылку шампанского. Он сказал:
– Я понял, что вы теперь одна, Марианна. Издателю приходится читать между строк полученного письма. – Он протянул ей цветы и шампанское. – Десять лет! Да узнаете ли вы меня вообще? Я, во всяком случае, прекрасно помню ваш, Марианна, прощальный вечер в издательстве. И особенно хорошо я помню аромат майских лугов за неким ушком.