Женщина из шелкового мира - стр. 6
Глава 2
В библиотеку Мадина вошла, словно вынырнув из осеннего тумана. Это звучало, может, излишне красиво, но было именно так: туман окутал Бегичево сплошь, от поросших травой улиц до верхушек берез. В этом было даже какое-то событие – в таком неожиданном и таинственном тумане.
Мадина не зря спешила в библиотеку: ей не терпелось разобрать только что поступившие книги. Она даже запах их различала отдельно сквозь общий, привычный и любимый запах библиотеки. Тот, привычный, запах был – долгого чтения, которое давно стало частью жизни. А этот запах, новый, был совсем другой – какого-то будоражащего обещания.
Когда Мадина была маленькая, она приходила в библиотеку сразу после уроков и еще по дороге от школы – это была довольно долгая дорога, потому что автобус по Бегичеву не ходил ни тогда, ни теперь, – внутри у нее, в точности между сердцем и горлом, подрагивало счастье: вот сейчас, сейчас… Час или два она бродила между полками, выбирая книги, а потом, подпрыгивая от нетерпения, бежала домой и уже там читала до головокружения, до ночи, и засыпала с книжкой в руках.
Поэтому ей казалось, что в библиотеке прошла вся ее жизнь; да так, собственно, и было. И поэтому, окончив университет, она даже не попыталась устроиться в Твери, может быть, найти там какое-нибудь престижное занятие, а вернулась в Бегичево и пошла работать в районную библиотеку.
– Ой, Мадинка! – удивилась и обрадовалась Зоя, увидев Мадину в дверях. – А я думала, ты после обеда не придешь.
Мадина иногда думала, что Зоя чувствует себя на работе не как рыба, а как кошка, оказавшаяся в воде: вроде и плавает, не тонет, но уж слишком не свойственно ей такое занятие.
– Серию «Повседневная жизнь» как оформлять? – то ли спросила, то ли пожаловалась Зоя. – Как художественную или как документальную? Я думала, как документальную, а потом смотрю, там Ходасевича книжка. А Ходасевич – это же писатель?
– Писатель, – улыбнулась Мадина. – И даже поэт.
– Значит, как художественную. Или нет? – с сомнением произнесла Зоя.
– Сейчас разберемся, – успокоила ее Мадина.
«Надо будет папе их принести, – подумала она, листая новенькие, напечатанные на прекрасной белой бумаге книги из новой серии „Повседневная жизнь“ нового же московского издательства. – Он такое любит».
Она и сама любила «такое» – описания того, как жили люди сто лет назад в русских поместьях, или триста лет назад при дворе французских королей, или как живут они сейчас в Латинском квартале. От того, что обыденная жизнь этих людей попадала в книжки, она переставала быть обыденной, наполнялась особенным смыслом. Или она и была таким смыслом наполнена, потому и в книжках не тускнела?