Женить чудовище - стр. 31

Кузнецов шумно отхлебывает чай, а потом косится на Пашку.

— Ну хочешь, я его немного в сторону отодвину?

Даже Машка роняет челюсть от такого предложения, а уж я и подавно теряю дар речи.

Не дождавшись ответа, Кузнецов делает еще глоток чая, а потом, брякнув чашку на стол, довольно скалится.

— На чем мы там остановились? На легенде, кажется, да? — Он замечает на столе крошки сахара и, лизнув палец, быстро собирает их на него, а после отправляет палец в рот. — Пиши, значит, Танчик, что я из маленького городка. Работаю обычным менеджером, по вечерам хожу в тренажерку. Про жилье не распространяйся.

Я зажмуриваюсь, выжидаю несколько секунд и лишь потом открываю глаза. Ничего не изменилось: Паша по-прежнему в отключке, а Кузнецов сидит за столом с довольным видом.

— Наверное, надо и фотки какие-нибудь у меня на странице выложить, да? — продолжает разглагольствовать он. — Может, у тебя сейчас и нащелкаем? На телефон.

Я опускаюсь на колени рядом с Пашей, зачем-то трогаю его лоб. В голове у меня каша. Не пойму, что делать: звонить врачам или самой гуглить правила первой помощи при обмороках.

Кузнецов наконец отвлекается от своей личной жизни, подходит ко мне.

— Таня, вернись за стол, — раздраженно шипит он. — Я перед кем, вообще, распинаюсь?

Я отшвыриваю в сторону дурацкий пакет с сушками.

— Василий, отстаньте хоть на минуту! Ребенку плохо, а вы все о девках думаете.

Крепкие мужские руки ложатся на мои плечи и до того, как я успеваю что-то понять, оттаскивают меня от Паши.

— Танчик, угомонись. Ничего с ним не будет, — бурчит Кузнецов.

Я брыкаюсь:

— Мы должны привести его в чувства! Мы должны ему помочь!

— На фига? — Кузнецов отпускает меня, разворачивается к Маше, которая застыла у стены как вкопанная. — А ты, девочка, кстати, не хочешь рядом с братом хлопнуться? Ты давай, не стесняйся. Места еще много.

Я смотрю на него с ужасом.

— Вы же говорили, что любите детей.

— Люблю, ага, — подтверждает Кузнецов и грубо треплет Машу за щеку. — Они же такие милые зайчики.

Машка взвизгивает и отшатывается. Кузнецова это ни капли не смущает, он поворачивается ко мне и достает телефон:

— Пойдем сфоткаешь меня. На балконе.

Я пытаюсь возражать, но он все равно выталкивает меня на балкон, захлопывает за нами дверь.

— Василий, пожалуйста, отпустите: мне надо позвонить в скорую, — мямлю я, потрясенная его напором.

Он перестает ухмыляться, смотрит серьезно:

— Танчик, ты совсем, что ли, лохушка?

— Что? Да как вы смеете! — Я задыхаюсь от возмущения. — Я не позволяю общаться со мной в таком тоне.

— Ты не видишь, что тебя разводят?