Жених по объявлению - стр. 16
– Я своего обучил, – продолжил Васька, оценивая взглядом ничего не подозревающего бычка. – Он даже больше твоего. Но я его объездил.
– Как? – принял и я решение прокатиться на спине ничего не подозревающего бычка.
– Да совсем просто! Запрыгивай ему на спину, ложись поперек, и пусть он тебя таскает. Устанет и смирится. Правда, сбросит несколько раз, а потом успокоится. Отгоняй от прясла, любят они зацепить тебя штаниной за жердь. Прутиком по морде, он голову в сторону, и сам от прясла отворачивает.
– А если зацепит? – Я представил себя надетым на жердь.
– Сиди не моргай, тогда и не зацепит, – прост был совет Васьки.
С этого момента жизнь моя превратилась в борьбу. Я был упрям, а бычок во сто крат упрямее. Я падал, поднимался, запрыгивал на острую спину бычка, чтобы тут же оказаться на земле. Вот, кажется, и он смирился, терпит меня на своей горбатой спине. Но иногда находит на него блажь, и он, упруго вскинув зад, сбрасывает меня на землю. Три раза зацепил штанами за жердь. И это позади.
Я еду на бычке мимо Васькиного дома, поглядываю на окно, мне хочется похвастать своими достижениями в джигитовке. Под окнами огромная лужа. Что заставило бычка остановиться посредине лужи, и ни назад, ни вперед и шага сделать – то мне неведомо. Остановился как вкопанный! Прутик тоже не действовал на его упрямство. Сколько бы продолжалось это забастовочное действо, я не знаю, но тут отворилось окно, а из окна – хитрая Васькина физиономия.
– Ты крутни его за хвост! – с радостью выкрикнул он мне. – Как заводной ручкой!
Крутнул. Бычок пулей выпрыгнул из-под меня, и я оказался в луже.
– Я не успел сказать тебе, чтобы ты крепче держался, – посочувствовал мне Васька, а морда как у настоящего хорька.
В школу я шел с измазанным зеленкой лицом. Лида намазала. На лице вдруг выступили синие пятна, потом они превратились в пузыри, потом пузыри полопались и остались красные пятна.
Эрнеста-Хэмингуэя не было, он уехал со своей мятежной мамой Биссектрисой куда-то далеко из Сибири, подальше от ее простоватых обитателей, могущих дурно повлиять на прилизанного сына-надежду. Его место за партой с лупоглазой пустовало.
– Садись с Яковлевой, – распорядилась Суповна, мельком глянув на мое пятнистое лицо.
– Я с ним не сяду! – Вышла из-за парты Яковлева. – Он лишаистый!
«Ну, гадина! Это тебе так просто не сойдет!» – поклялся я, мысленно проведя ногтем большого пальца по горлу.
Зусия Юсуповна долго смотрела на меня, на лупоглазую Яковлеву, на Ваську, в одиночестве сидящего за огромной партой.
– Садись с Хорьковым, – распорядилась она, и в глазах какая- то надежда. Она читалась просто: «Зло, которое распространялось на весь класс, теперь замкнется только на двух ее источниках. Они погасят это зло на себе!»