Жена смотрителя зоопарка - стр. 13
Чтобы взять сосок, Тузинка, согнув в коленях задние ноги, вставала под мать и тянулась вверх мягкими губами. Выражение ее глаз означало, что в мире не существует ничего, кроме струи теплого молока и успокаивающего биения сердца ее матери. Такой она и запечатлена на фотографии 1937 года, на черно-белой почтовой открытке, сделавшейся популярным сувениром, как и тряпичная игрушка-слоненок. На старых фотографиях восторженные посетители тянутся к Тузинке и ее матери, которая, в свою очередь, протягивает им хобот через небольшой ров, окаймленный короткими металлическими штырями. Поскольку слоны не умеют прыгать, траншея в шесть футов глубиной и шесть футов шириной наверху, сужающаяся книзу, является для них непреодолимым препятствием, если только слон не заполнит ров грязью и не перейдет его вброд – такие случаи тоже известны.
Из звериных запахов складывалась обонятельная картина зоопарка – некоторые были слабыми, от других поначалу едва не тошнило. В особенности это касалось запаха, сообщавшего о близости гиен, которые выворачивают свой анальный мешок, размазывая зловонную субстанцию, известную под названием «масло гиены». Каждая вонючая метка держится не меньше месяца, передавая новости сородичам, и взрослый самец оставляет до ста пятидесяти таких меток в год. Гиппопотам также устраивает веселенькое представление, вертя во время дефекации маленьким хвостиком и расшвыривая навоз во все стороны. Самцы мускусного быка имеют обыкновение обрызгивать себя собственной мочой, а дыхание морских львов, между зубами у которых остается гниющая пища, ощущается за метр. Какапо, нелетающий совиный попугай, в черную крапинку, с поразительными белыми глазами и желтым клювом, пахнет как старый футляр для кларнета. Во время гона самцы слонов выделяют обладающий мощным сладким запахом секрет из маленьких желез возле глаз. Оперение большой конюги пахнет мандарином, в особенности во время брачного сезона, когда занятые ухаживанием птицы засовывают друг другу клювы в особые перья на шее. Все животные шифруют информацию в виде запахов так же явственно, как и криком, и через какое-то время Антонина привыкла к густому аромату их повестки дня: биологические угрозы, ухаживания и сводки новостей.
Антонина пришла к убеждению, что как люди чувствуют необходимость поддерживать связь со своей животной сущностью, так и животные «желают человеческого общества, тянутся за человеческим вниманием». Ее воображаемые переходы в Umwelt[4] животных на какое-то время заставляли забыть о сообществе людей, о мире, полном вражды и оружия, мире, в котором внезапно исчезают родители. Играя с рысятами в охотника и добычу, кормя их с рук, позволяя лизать свои пальцы теплым и жестким, как наждак, языкам, уступая настойчиво месящим лапам, отчего нейтральная полоса между домашним и диким становилась все прозрачней, она связала себя с зоопарком узами, которые сама называла «вечными».