Жена серийного убийцы - стр. 6

Я первой положила глаз на Тома в баре «Сэйджер плас Уайлд» в Бетнал-Грин, в вечер своего двадцатипятилетия. Сразу ощутила проскочившую между нами искру энергии, когда он пробирался между сидящих на уличной террасе людей, чтобы оказаться возле моего столика. И еще одну – уверенности в себе, когда Том, не обращая внимания на моих приятелей и приятельниц, разговаривал только со мной, держа меня за руку и целуя ее. Такая же искра проскочила, и когда мы увидели этот коттедж. Ее просто не могло не быть.

Я верю в такие искры.

– И правда замечательные, Поппи, – говорю я, вновь возвращаясь к действительности. – Надо мне будет в конце концов выяснить, как они называются.

«Всего-то два года прошло», – добавляю я про себя. Два года – с точностью практически до дня – с тех пор, как мы сюда переехали, и совсем скоро после этого я и открыла свое гончарное кафе – мечта, об исполнении которой и помыслить не могла, когда работала консультантом по отбору персонала в самом сердце Лондона. Просто не могу поверить, насколько удачно все срослось и что теперь мы можем жить такой жизнью. Практически идеальной жизнью.

Но всегда есть и нечто большее, верно? То, к чему стоит стремиться. Идеал – это состояние, которое всегда как минимум на шаг впереди того, в котором ты уже пребываешь. Завершенность, которая вряд ли хоть когда-то достижима. Полной безупречности редко когда удается достичь.

– Доброе утро, Люси! – кричу я, через полчаса входя в свое заведение под названием «Поппиз плейс». Вообще-то мне хотелось назвать его «Поппиз поттери[8] плейс», но Том сказал, что такая аллитерация с кучей «п» – это уже перебор.

Слышу приглушенное расстоянием ответное пожелание доброго утра откуда-то из глубины помещения. Люси, должно быть, достает из муфельной печи уже остывшие поделки после вчерашнего сеанса раскрашивания.

Сбросив свое барахло в подсобке, я достаю одну из афишек, которые заготовила дома, и пришпиливаю к доске для объявлений. Чувствую приятное возбуждение оттого, что вновь открываю в здешних краях книжный клуб, хотя нервишки все равно пошаливают. У меня нет окончательной уверенности, как пойдет дело – не хочу, чтобы люди подумали, будто я пытаюсь по-быстрому влезть в тапки Камиллы. При мысли о ней по спине пробегает холодок. Впрочем, уже почти год прошел – я тактично выждала положенное приличиями время после того, как ее не стало, разве не так? Она была так популярна в нашем деревенском сообществе, особенно среди мамаш, и кое-кто вполне может счесть мои попытки наложить лапы на ее детище неподобающими. Последствия ее неожиданной смерти по-прежнему витают в воздухе – деревенские все так и не могут до конца оправиться от потрясения, поскольку без матери остался двухлетний ребенок. Маленькой Джесс сейчас уже почти три, примерно столько же, сколько моей Поппи, а я даже и помыслить не могу, чтобы оставить ее – от одной только мысли об этом разрывается сердце. Муж Камиллы, Адам, должно быть, невероятно страдал. А наверняка и до сих пор страдает.