Жена сэра Айзека Хармана - стр. 24

– Поразительный тип, – сказал мистер Брамли. – Надеюсь, дорогая леди Бич-Мандарин, – продолжал он горячо, – вам удастся повидать леди Харман. Она при всем при том самая интересная женщина, какую мне приходилось встречать.

И когда они вдвоем шли через крокетную площадку, мистер Брамли снова заговорил о том, что его так занимало, – о леди Харман.

– Мне очень хотелось бы, – повторил он, – чтобы вы у них побывали. Она вовсе не такая, как можно подумать, глядя на него.

– Что можно подумать о жене, глядя на такого мужа? Только одно – что у нее должно быть ангельское терпение.

– Она, знаете ли, такая красивая, высокая, стройная брюнетка…

Леди Бич-Мандарин пристально посмотрела на него своими круглыми голубыми глазами.

– Но-но! – сказала она лукаво.

– Меня поразил контраст.

Леди Бич-Мандарин ответила на это по-своему, без слов. Она плотно сжала губы, внимательно посмотрела на мистера Брамли, подняла палец на уровень своего левого глаза и погрозила ему ровно пять раз. Потом, тихонько вздохнув, вдруг снова оживилась и заявила, что в жизни своей не видела таких дивных пионов.

– Обожаю пионы, – сказала она. – Они совершенно в моем вкусе.

Ровно через три недели после встречи леди Бич-Мандарин с сэром Айзеком Харманом мистер Брамли побывал на завтраке в ее доме на Темперли-сквер, где говорил о Харманах весьма свободно и непринужденно.

У леди Бич-Мандарин всегда завтракали по-семейному, за большим круглым столом, благодаря чему никто не мог выйти из-под ее влияния, и она требовала, чтобы разговор непременно был общий, делая исключение только для своей матери, которая была безнадежно глуха, и для швейцарки-гувернантки своей единственной дочери Филлис, одинаково непонятно объяснявшейся на всех европейских языках. Мать была древняя старушка, состоявшая в дружбе еще с Виктором Гюго и Альфредом де Мюссе; она вечно произносила нескончаемый монолог о личной жизни то одного, то другого из этих великих людей; никто не обращал на нее ни малейшего внимания, но чувствовалось, что она постоянно обогащает застолье подспудными литературными воспоминаниями. За столом прислуживали маленький темноволосый дворецкий с вкрадчивыми манерами и суетливый мальчик, у которого волосы, казалось, росли даже из глаз. В тот день у леди Бич-Мандарин собрались две ее кузины, старые девы из Перта, носившие весьма рискованные шляпки, остряк и критик Тумер, романистка мисс Шарспер (которую Тумер решительно не переваривал), джентльмен по фамилии Роупер, приглашенный по недоразумению, ибо он оказался вовсе не тем знаменитым Роупером, исследователем Арктики, и мистер Брамли. Хозяйка тщетно пыталась расспрашивать мистера Роупера о пингвинах, тюленях, морозах, полярных ночах, айсбергах и ледниках, о капитане Скотте, докторе Куке и о форме земли и в конце концов, заподозрив неладное, оборвала разговор, после чего осведомилась у мистера Брамли, продал ли он свой дом.