Жена фабриканта - стр. 42
«Хороша! До чего же ты хороша, душа моя!»– улыбаясь, думал Иван и с удовольствием глядел на жену. Глаза его заблестели, а губы непроизвольно раздвинулись в хищной и плотоядной улыбке.
Всей душой чувствовал Иван пьянящую полноту и радость жизни, которая появлялась в его душе всякий раз, когда он по-хозяйски взглядывал на свою жену, или любовницу, как на принадлежащую ему собственность: или же окидывал взглядом вокруг себя пробуждающуюся к новой жизни сельскую природу.
Он точно знал, что в Москве, в торговой и шумной людской сутолоке никогда не испытает такого прекрасного, пьянящего и свободного чувства, какое испытывает только здесь, в деревне. И даже близость жены, детей, их семейное благополучие не сделает его таким счастливым, живи он все время в Москве. Там в его суетливой торговой жизни, за частоколом вылезающих на него из всех углов разных и важных дел, никогда не приходил он в состояние такой безмятежной и спокойной отрешенности, которая случалась с ним только здесь, в деревенском имении.
В Москве Иван почти никогда не замечал пробуждения природы. Лишь, иногда, стоя в церкви на службе, и после, слушая гулкие переливы колокольных звонниц, или же сидя в экипаже и направляясь куда-нибудь по своим срочным делам, он поднимал голову вверх, и неожиданно замечал, что над ним – ослепительно светит солнце, ярко синеет московское небо и величественно плывут вдали позолоченные церковные купола. Но это было другое солнце и другое небо. Не его, не Иваново.
Но здесь – в деревне для него, все было по-другому! По-другому, Ивановы глаза смотрели на окружающий мир. По-другому, свободно и вольно дышала грудь, и успокоено билось сердце. Другими, простыми и понятными мыслями наполнялась здесь, в деревне его душа и голова. Простыми и незыблемыми казались здесь многие жизненные истины, которые принято называть философскими.
У себя в деревне Ухтомцев особенно был хозяин. И только здесь появлялось у него в душе чувство особенно радостного удовлетворения, когда год выходил урожайный. Земля давала ему это чувство удовлетворения, земля воспитывала в нем чувство красоты: единение природы и человеческого труда более всего были близки Ивану.
Однако он не слишком задумывался над простым и естественным вопросом: почему же ему в деревне так легко дышится и вольнее, кажется? И почему, его сердце так и льнет к земле. Он просто наслаждался размеренной деревенской жизнью и дышал полной грудью. Никогда не сравнивая эти две составляющие своей жизни, в шумной сутолоке Москвы и в деревне, он продолжал просто жить в неутомимом и бесконечном круговороте своих коммерческих и торговых дел. Однако, он хорошо знал, что когда в его голове крутится назойливый рой цифр и деловых вопросов, то ему уже точно не до поэтики.