Жена башмачника - стр. 69
– Благодарю вас, – сказал Чиро. Он взял конверт и деньги и взглянул на брата. – Вы пошли на жертвы, которых я не достоин.
– Ты достоин, Чиро. Но я должна попросить тебя кое о чем взамен. И хочу просить Эдуардо и всех сестер держать все произошедшее в тайне. Я сказала дону Грегорио, что тебя отсылают в трудовой лагерь в Парме.
Сестры охнули. Они ни разу не слышали, чтобы Эрколина лгала.
– Я молилась и должна следовать в этом вопросе велению совести. Я верю, что ты достойный молодой человек, Чиро. Какая ирония: чтобы позаботиться о тебе, мне пришлось солгать. Власть священника абсолютна, и, умоляй я его хоть тысячу лет, он не изменил бы решения. Но ты не должен быть наказан за то, что сказал правду.
– Спасибо, сестра. – Терезу переполняли эмоции.
– Я прошу вас простить меня и помолиться за Эдуардо и Чиро, когда они покинут нас, чтобы начать новую жизнь. И прошу помолиться за дона Грегорио. Из-за своего поведения он нуждается в вашем заступничестве.
– Я был целиком ваш, пока вы не попросили нас помолиться за падре, – пробормотал Чиро.
Сестра Эрколина вспылила:
– Чиро, ты понимаешь, что, если бы ты хоть раз пошел мне навстречу, я бы послала тебя в семинарию вместе с Эдуардо?
– Лучше отправьте меня в Америку. Я не думаю, что мы со Святой Римской церковью – хорошая пара.
– Я тоже пришла к такому выводу, Чиро, – улыбнулась сестра Эрколина.
Коляска священника стояла у входа в монастырь. Солнце еще не поднялось над Вильминоре. Так рано просыпались только фермеры и деревенский пекарь. До рассвета оставался еще целый час.
Игнацио Фарино пил крепкий кофе с горячим молоком, макая в него краюху вчерашнего хлеба, пока сестра Тереза готовила на плите яйца.
– Да тут тайная вечеря, сестра, – пошутил Чиро.
– Не знал, что чувство юмора просыпается до зари. – Эдуардо вытащил табурет и сел. Чиро налил им по чашке кофе – сначала брату, потом себе.
– Спасибо, что встал пораньше и подоил корову, – сказала сестра Тереза.
– Я еду в Нью-Йорк и не знаю, когда снова увижу живую корову.
– Умение обходиться с коровами пригодится повсюду, – сказал Игнацио. – Я слышал, в Америке выпивают прорву молока.
– Игги, я собираюсь стать сапожником!
– Мне всегда хотелось пару черных кожаных ботинок с голубыми гетрами и перламутровыми пуговицами. Вот что тебе скажу – я попрошу жену взять карандаш и обвести мою ногу на оберточной бумаге. Пришлю отпечаток, и ты сошьешь мне ботинки. А ты, – Игнацио повернулся к Эдуардо, – ты будешь молиться за меня и устроишь мне пару индульгенций, если они мне понадобятся.
– Я всегда буду поминать тебя в своих молитвах, Игги, – улыбнулся Эдуардо.