Жемчужный узел - стр. 20
План созрел быстро. Отец, не отходивший от нее днем, вечером быстро проваливался в сон. Сквозь тонкие стены Лизавета слышала его зычный, раскатистый храп – будто гром гремел вдалеке. Она не сомневалась: за таким храпом и не услышишь, как тихонечко заскрипит соседняя дверца, как проскользнет кто-то мимо комнаты, как сбежит по ступеням.
Одно останавливало Лизавету – нежелание предавать отца. А ведь это она и собиралась сделать сейчас, лежа на узкой кровати на забытом Богом постоялом дворе и бессмысленно пялясь в щербатый потолок, будто надеясь, что трещинки в нем начнут складываться в какие-то знаки.
Знаков не было. Храп не прекращался.
И Лизавета не выдержала. Она вскочила с постели и заметалась в поисках шали. Та отыскалась в дорожном сундучке, куда Лизавета бросила ее в сердцах, узнав, что во время их «пряток» ей запрещено даже выйти на улицу. Теперь шаль пригодилась. Завернувшись в нее покрепче – жара жарой, а ночью дул прохладный ветерок и вовсю жужжали комары, – Лизавета, стараясь не думать о том, что делает, медленно открыла дверь. Та протяжно заскрипела.
Лизавета застыла. На долгое, мучительное мгновение повисла тишина.
Но вот в коридор опять прорвался размеренный храп. Лизавета выдохнула – когда только успела задержать дыхание? – и осторожно скользнула наружу. Половицы молчали под ее ногами.
Шаг, еще шаг. На лестнице Лизавета ускорилась, в полупустой трапезной внизу – почти побежала, преследуемая взглядами засидевшихся допоздна незнакомцев. Возможно, они думали, что она бежала от них, ей же казалось – она бежит от самой себя. От тихой, послушной девочки, чей страх обидеть отца завел ее невесть куда, в это неприятное, ужасное место. Как она хотела вернуться в прошлое и отказаться следовать за ним!
Входная дверь распахнулась. Лизавета перешагнула порог, вдыхая воздух полной грудью, и… закашлялась.
Ветра не было – были лишь жара и пыль, оседающая на коже. Но даже они оказались в радость Лизавете, больше двух дней проведшей в вынужденном заключении. Здесь, на пороге постоялого двора, в алом свете почти скрывшегося за горизонтом солнца она почувствовала себя такой свободной, какой не была даже дома, в городе.
Нарушать запреты оказалось очень, очень приятно.
Она с жадностью огляделась, чувствуя непривычную радость от возможности видеть хоть что-то, кроме четырех стен, будь то коновязь, конюшня или задремавший поодаль мальчишка с соломинкой во рту. Взгляд Лизаветы ненадолго задерживался на всем, куда падал: на кривой дороге и обрамлявших ее редких деревьях, на темных окнах приземистого постоялого двора и не до конца закрытой двери, из-за которой доносились голоса. В свежих впечатлениях она нуждалась едва ли не больше, чем в свежем воздухе, и теперь хваталась за них с жаждой заблудившегося в пустыне.