Желтоглазые крокодилы - стр. 26
– Говорят, у Филиппа связь, серьезная и… специфическая. Мне Агнесс сказала сегодня утром.
– Та стервоза? Ты с ней до сих пор общаешься?
– Она позванивает мне иногда.
Они созванивались каждое утро.
– Ну эта может черт-те чего наговорить.
– Зато она всегда все знает, уж в этом ей не откажешь.
– И могу я поинтересоваться, кого себе подыскал мой муж?
– Тут все не так просто…
– И очень серьезно, как я понимаю?
Беранжер сморщилась и стала похожа на обиженного пекинеса.
– Серьезней некуда… – Она скорбно потупила взор.
– И потому ты так любезно решила меня предупредить…
– Ты бы в любом случае узнала, и по-моему, лучше быть к этому готовой.
Ирис скрестила руки на груди: она ждала.
– Принесите счет, – сказала она официанту, пробегавшему мимо их столика.
С королевским великодушием она решила заплатить за двоих. Ей всегда импонировала ледяная элегантность Андре Шенье, который поднимался на эшафот, на ходу дочитывая книгу.
Оплатив счет, Ирис застыла в ожидании.
Беранжер смутилась. Теперь ей хотелось взять свои слова обратно. Она злилась на себя, что так распустила язык. Радость окажется быстротечной, зато неприятные последствия, как она подозревала, долго придется исправлять. Но удержаться она не могла: ей надо было выплеснуть свой яд. Ей нравилось делать людям больно. Иногда она пыталась бороться с этой привычкой, старалась не злословить, не сплетничать. Прикусывала язык, как задерживают дыхание ныряльщики, и время такой борьбы можно было засекать по секундомеру. Надолго ее не хватало.
– Ох, Ирис, мне так неприятно… Я не должна была… Я корю себя за это…
– Тебе не кажется, что несколько поздно себя корить? – ледяным тоном ответила Ирис, взглянув на часы. – Мне жаль, но если ты и дальше будешь ходить вокруг да около, мне придется уйти, дел полно.
– Ну ладно. Говорят, что он всюду ходит с этим… этим…
Беранжер в отчаянии уставилась на подругу.
– Этим…
– Беранжер, кончай мямлить! Этим кем?
– Молодым адвокатом из его конторы, – выпалила наконец Беранжер.
Помолчав мгновение, Ирис смерила подругу взглядом.
– Оригинально, – сказала она, стараясь говорить спокойно и ровно. – Не ожидала. Спасибо, что открыла мне глаза.
Она встала, взяла сумку, натянула элегантные розовые перчатки в сеточку, медленно поправляя каждый палец, словно эти размеренные движения приводили в порядок ее мысли, потом, вспомнив, чей это был подарок, сняла их и положила на стол перед Беранжер.
И вышла.
Она сохранила присутствие духа, сразу нашла машину и ключи в сумке, но, сев за руль, какое-то время не трогалась с места. Она держалась прямо, как учила мать, и твердо, как того требовала ее неискоренимая гордыня, только застыла, оглушенная болью, которую пока не ощущала, но обреченно ждала. Ирис не страдала, а растерялась, словно рассыпалась на кусочки, будто внутри нее взорвалась бомба. Десять минут сидела неподвижно. Ни о чем не думая. Ничего не воспринимая. Просто пытаясь понять, что же творится у нее в голове и в сердце. Через десять минут она с удивлением ощутила, что в носу защипало, губы задрожали, и в уголках бездонных синих глаз засверкали огромные прозрачные слезинки. Она стерла их, высморкалась и нажала на газ.