Желтое окно - стр. 31
Подминаю подушку под голову, чтобы придать ей какую-то более-менее удобную форму. Крестная спит, а вот мне не до сна. Я уже и забыл, как это здорово – просыпаться и о чём-то думать, а не лезть в телефон, чтобы что-то там посмотреть. Может быть, отец Александр действительно прав и необходимо остаться здесь пожить недельку, а то и две? Но внутри меня что-то скребет и подталкивает к необходимости ехать. Мысли, тягучие и тяжелые, словно горячий металл, заставляют провалиться в забытье.
– Просыпайся, крестничек, день уже начался, а ты еще спишь.
До меня наконец-то доходит осознание произошедшего. И я сумбурно начинаю рассказывать крестной о том, что произошло, про Олю и про то, что я к ней чувствую, точнее, чувствовал. И про ее значение во всей этой истории…
Крестная обнимает меня и гладит по голове, а я совершенно не отстраняюсь. Она тихо, словно нас могут подслушать, говорит:
– Любить и уважать человека за его достоинства может любой, а вот делать это, несмотря на недостатки, с которыми не можешь примириться, – вот это и есть настоящее испытание для любви.
– Крестная, но ее больше нет.
– Так в этом-то любовь и заключается.
– В смысле?
– Ну что тут непонятного? Ты ведь вроде большенький у меня уже, а всё еще как дите малое. Любить человека, когда он есть, – это ведь просто и понятно, а вот любить то, что он оставил в тебе, те изменения в лучшую сторону, которые произошли благодаря ему, – вот это и есть настоящая любовь.
Я копаюсь в себе, пытаясь понять, что же осталось во мне от Ольги, – и не нахожу ничего. Внутренне соглашаюсь, что крестная права, но мысли не чувствуют твердой поверхности фактов, и «я слышу, как страшно трещит подо мной ненадежный октябрьский лед». Музыки нет, а песня Кормильцева «Живая вода» приходит почему-то в голову.
Крестная смотрит на меня. В ее спокойном лице, в глазах всё живет и дышит. А я ощущаю себя брошенным мишкой, у которого оторван нос, порвано ухо, болтается лапа, а еще – самое главное – нет хозяина. И мне вспоминается рассказ мамы, как когда-то в детстве – история эта произошла так давно, что я знаю ее только благодаря ей, – я очень сильно заболел. Меня отвезли в инфекционную больницу, и со мной был мой мишка – маленький коричневый медвежонок, которого мне подарила крестная. Моя любимая и в то время единственная игрушка. Температура была под сорок два, мама думала, что я умру, и, наверное, все так думали, но я почему-то выжил. Пошел на поправку, но только вот, когда меня выписывали, все вещи должны были остаться в больнице – и мишка, мой лучший и единственный друг, тоже. Как же я плакал, как горевал! Мама купила мне и принесла точно такого же мишку, но мой мишка – он остался там, а вместе с ним и что-то внутри меня осталось с ним. И вот сейчас я пытаюсь нащупать, вернуть это, но ничего не получается.