Железный кулак - стр. 7
– Попался, Сереженька! – объявило существо тонким, приторным голосом. – Отныне, птенчик, ты ни-ку-да не денешься. Погублю!
Вытянув губы трубочкой, оно вдруг плюнуло в меня зеленоватой, ядовитой слюной. Я инстинктивно увернулся.
– Не сметь сопротивляться, паршивец! – в бешенстве заорало страшилище. – Стоять смирно! Руки по швам!!!
– Да пропади ты пропадом, инфернальная[3] дрянь! – огрызнулся я.
В ответ раздался доносящийся непонятно откуда, наполненный нечеловеческой ненавистью вой. Я размашисто перекрестился. Существо провалилось под землю, мрачный пейзаж, сменившись зыбкой серой мглой, исчез, а вой трансформировался в легкое вороватое царапание по железу. Затем сон кончился, и я открыл глаза. В гостиной было пусто и тихо. В незашторенное окно проникали отблески уличных фонарей, вырывавшие из темноты отдельные предметы меблировки. Живые цветы в фарфоровой вазе источали тонкий, пьянящий аромат. Царапанье между тем продолжалось. Полностью проснувшись, я понял – кто-то пытается вскрыть отмычкой замок на входной двери…
Глава 3
Бесшумно поднявшись с дивана, я на цыпочках прокрался в прихожую. Подождав минуту-другую и убедившись, что неизвестные взломщики профессионализмом не отличаются, я решил им помочь и осторожно подвинул металлический рычажок. Дверь, щелкнув, отперлась, пропустив узкую полоску света с лестничной площадки.
– Есть! – послышался торжествующий шепот. – Заходим, Вася! Оглушаем охранника, хватаем бабу и рвем когти[4].
Дверь, повинуясь толчку руки, отворилась пошире. В квартиру проникли два плотных, широкоплечих человека. Один из них держал в руке железную арматуру. «Для меня предназначена», – догадался я и молча набросился на незваных гостей. Жесткий удар ребром ладони по локтевому нерву – арматура вывалилась на пол. Коленом по почкам ее владельцу – отчаянный, болезненный вопль. Кулаком в челюсть второму – противный хруст и шум падения тяжелого тела.
Нащупав на стене выключатель, я зажег свет. Передо мной на узорчатом импортном паласе лежали два молодых парня. Фактически мальчишки – лет двадцати, не больше! Один, обритый наголо, застыл в глубоком нокауте. Второй – светловолосый, голубоглазый – корчился от боли.
– Блин горелый! – сквозь зубы выругался я, подумав одновременно: «Когда я воевал в Афганистане, эти младенцы еще в пеленки писались! Увидел бы, ути-пуси сказал да леденцом угостил. А теперь… не убивать же сопляков, в конце концов! И допрашивать с пристрастием рука не поднимется. Тьфу ты, черт!!!»
Светловолосый, однако, воспринял мою ругань на свой лад.