Железный Гулаг - стр. 30
– Вань, а сбежать отсюда никто не пытался? – Вкрадчиво спросил я.
– На моем веку не припомню. Невозможно просто.
– Ты же говоришь, почти до верха бурите шахту. Ещё немного и на поверхности.
Иван задумчиво улыбнулся.
– Первое: пружины льют строго ограниченной длины, и до поверхности ещё метров триста. Во вторых: нас каждый раз кидают на разные объекты, даже если чего-то замыслишь, за две недели не успеешь. И третье: операторы, которые буром управляют, «сдадут» сразу. У них в кабине телефон напрямую с «Максимычем», раз в сутки отчитываются, и живут они наверху, им есть чего терять. И самое главное в четвертых – водоносный слой земли. Никто не знает можно его пройти или нет, то есть, нужно оборудование менять, буровые моторы капитально герметизировать… короче нереально. Сам поймёшь, когда на месте работать будешь.
– Ясно. Но против твоих четырёх аргументов, есть один, который переплюнет их все: здесь находится «Иерусалим», как ты говорил, а там живут евреи. А этот народ, уж поверь мне, сужу по своему боссу, такое может исполнить, что ни в одной книжке не прочтёшь, и ни в одном кошмарном сне не приснится.
– Ну, не знаю. В подземелье каждый об этом задумывался. И за сорок лет так ничего и не придумал, – подытожил Иван.
Мы вышли из гаража и направились в клуб. На станцию заехал ещё один «трамволёт», но уже грузовой. Спереди была небольшая кабина, за ней шла короткая цистерна со сжатым воздухом, а дальше открытая платформа с пустыми деревянными катушками из-под кабеля. Он также подъехал к шахте под разгрузку.
Клуб ничем не отличался от обыкновенного земного: зал с креслами, сцена с роялем, экранное полотно. Как сказал Ванька, можно хоть сейчас попросить, и тебе прокрутят любой фильм, естественно имеющийся в кинотеке. Вход в него был свободен круглые сутки.
Вообще, городок, показавшийся поначалу большим, вдруг стал совсем маленьким в моих глазах. До каждого здания, можно добраться за минуту пешком. Везде в помещениях на станции существовали туалеты, а в цехах – душ. Водоотвод и канализация производились через трубы прямо на «железный лёд» где-то за метров сто от стен. Что бы создать искусственное время суток, на ночь везде гасили свет, оставляя только дежурный. Спали, кто, где хотел; в каждой тумбочке лежал комплект чистого белья. А когда уезжали на работу, дневальные бани наводили полную уборку. Все личные вещи, которые у каждого умещались в одной сумке, находились в каптёрке.
Нас в секции к вечеру так и осталось четверо. Мы с Иваном сдружились. Болтали допоздна. Посидели во дворе на лавочке. Я с ужина прихватил себе две бутылки пива; шахматисты угостили воблой. После изолятора и пересыльных тюрем, станция «Ленсталь» показалась мне раем, хотя и находилась территориально в аду. «На оставшееся время жизни это теперь – моя родина. Ну что ж, пока не плохо», – подумал я, засыпая.