Железные паруса - стр. 24

– Когда кажется, надо креститься.

– А ведь точно, убить тебя не могло, – вдруг осенило старика, – тебя и собачку. Как я не догадался.

– Ну и что? – спросил Он, ничего не понимая.

– В следующий раз буду умнее…

Многозначительность старик казалась смешной, балаганной.

Хитрюля, подумал Он, делает хитрый вид или на самом деле что-то скрывает.

– Следующего раза может и не быть, – заметил Он не так уверенно.

– Точно, может и не быть, – легко согласился старик, словно задумываясь над чем-то.

Что-то в нем было от скомороха или сморчка.

– Не знаю, почему я с тобой вожусь, – сказал Он, намеренно не отзывая пса, – шлепнуть что ли, и дело с концом. Безопаснее будет.

– Так уж и шлепнешь! – возразил старик, все еще обыгрывая что-то внутри себя – разномастность решений, что ли?

– Верно, не шлепну, но намять бока следует. А?

– Ну уж это твое дело.

– Старый козел! – выругался Он.

– Ошибся я, ошибся! Потом уже понял.

Все-таки был он горьким пьяницей, потому что лицо у него напоминало вяленую картошку, и только глаза, сидящие глубоко и цепко, были непонятно собранными, словно отдельно от лица решали свою задачу и совершенно не вязались ни самой ситуацией, ни с разговором, и это настораживало и делало старика неясным и опасным.

– Ладно, черт с тобой, забирай свою берданку, – сказал Он, – некогда мне с тобой возиться.

Можно было уходить туда, где тебя совсем не ждут, где втройне опасно, где можно сложить голову ни за что ни про что – за любопытство, за глупость, за неумение.

– … я ведь знаю, куда ты навострил лыжи, – сказал старик и вытянул из-за пазухи бутылку.

– Пока, папаша, – сказал Он, надевая рукавицу.

– Зря туда метишь, – сказал старик, присасываясь к горлышку.

Щетина на тощей шее пришла в движение.

– Не хочешь? – спросил, болезненно морщась, словно проглатывая касторку.

Жидкость в бутылке была маслянистой и густой.

Он проверил, как скользят лыжи.

– Глупо погибнешь, – заметил старик, наблюдая за ним, и снова приложился к бутылке.

– Почему? – осведомился Он, принимая информацию с тайной хитростью.

И тут старик не выдержал и обиделся.

– Ничего ты не понимаешь, – сказал он веско, загоняя пробку в горлышко и поднимая ружье, – совершенно ничего. Гнилое ваше поколение. Нахватались верхов, знания ни на грош, и думаете, что все понимаете.

– А ты? – спросил Он.

За горизонтом протяжно булькнуло, и шорох ракеты пронесся над головами. Африканец прижал уши и заворчал.

– Я здесь посторонний. Мне уж немного осталось, – ответил старик, даже не делая паузы и не реагируя на шелест.

Ответил и заткнулся, чтобы упереться взглядом в снег.